[che_zhiv]

[ame]http://rutube.ru/tracks/3016832.html?v=3b86ba7840a45691415b78ec93f8b37e[/ame]

Да она никакая, просто долбит тяжёлые наркотики (алкоголь), депрессует.

Такой сериал она не могла создать.

Вопрос про Вторую мировую был коряво задан, начало которой 1 сентября 1939 года, а они предполагали, что 9 мая 41го чтоль?

[Sirin]

Родители ей говорят спасибо?...
Это шутка?

Вообще этих вырожденцев нужно показывать почаще, будет аллергия на уродов развиваться.

[Collapser77]

Сообщение от che_zhiv

Да она никакая, просто долбит тяжёлые наркотики (алкоголь), депрессует.

Да-а-а... Жалко её... Несчастная, непоправимо искалеченная родительским возпитанием... Будущая жертва социальной гигиены... Она же не понимает вообще, что делает, куда идёт! И дочку маленькую свою тащит, её особенно жалко... И всех НАШИХ детей, отравленных этим проектом...

Насчёт наркотиков я сомневаюсь, здесь, скорее всего, налицо обычное алкогольное опьянение (кстати, обратите внимание: фужер с вином постоянно показывают крупным планом!), наложившееся на лёгкую форму шизофрении. А вот и подтверждения:

Сообщение от http://i-am-darya.livejournal.com/122800.html

Германика - сумасшедшая, она тянет слова, хихикает, перебивает - но в общем наблюдать за этим дико интересно. Об интервью я договаривалась неделю, причем регулярно была переносима с мотивировками вроде "ой, да у меня вчера презентация была, голова болит, позвоните завтра".

А вот ещё интервью с Германикой http://medved-magazine.ru/?mode=arti...&sid=11&id=267 (выделения жирным в тексте - мои):

Скрытый текст:

— Лера, ты себя сейчас кем ощущаешь после всей этой шумихи с твоим сериалом «Школа»: Юрием Гагариным, прилетевшим из космоса, Андреем Сахаровым, выступившим против войны в Афганистане, или, может, Александром Солженицыным, рассказавшим народу правду об их стране? Кем?
— Лерой Германикой, как и всегда. У меня вообще жизнь не изменилась: я сижу на площадке каждый день и снимаю кино, как полгода назад. Все точно так же. У меня жизнь, в отличие от всей страны, на до и после не разделилась.
— Раньше ты снимала фильмы фестивальные, за последний даже получила спецприз в Каннах, а теперь снимаешь сериал для Первого канала. Как ты до этого докатилась?
— Ну мы к «Школе» относимся как к многосерийному художественному фильму, поэтому буквально до сериала я пока не докатилась. Можно сказать, что я снимаю одну большую сагу, или шестьдесят две короткометражки (по количеству серий) — кому как нравится. А то, что этот проект многосерийный — это хорошо, можно многое сказать, что ты не можешь снять в полном метре. Мне, во всяком случае, интересно — это новый опыт работы в новых технологиях, в которых я раньше не работала...
— Твой фильм «Все умрут, а я останусь» точно так же в свое время вызвал бурные обсуждения и массу негативных отзывов. Интересно, как его встретила французская публика?
— Тридцать копий — это хорошо, даже больше, чем «Ночной дозор» Бекмамбетова. (Официанту: «Дайте сахар! Что вы мне так мало сахара даете? Дали две штучки и ушли, а мне надо сахара много есть — я расту!»)
— После Канн от тебя ожидали чего угодно: что ты пробьешься на европейский кинорынок или пойдешь покорять Голливуд, но никак не того, чем ты занимаешься сейчас. Наверняка же были разные предложения, почему вдруг сериал?
— Нет, не было у меня никаких предложений. После «Все умрут» я сидела полтора года без работы. У нас дома не было ни копеечки. Мы жили на пенсию родителей. Но дело даже не в деньгах. Я безумно тосковала по работе. Я находилась в таком черном болоте отчаяния, что не пожелаю ни одному режиссеру. Я читала «Мартиролог» Тарковского и хорошо поняла эту ситуацию, когда у режиссера очень много божественных идей, но ни одну он не может реализовать, потому что не получается. А у меня-то ситуация другая: в наше время ты все можешь реализовать, но никто тебе не идет навстречу. Поэтому меня этот проект просто спас. И морально, и материально.
— Как ты думаешь, почему у нас никогда не ценили и не ценят успехи соотечественников, ведь для многих европейских режиссеров Каннский фестиваль — это трамплин для дальнейшей карьеры?
— Если честно, я сама была удивлена этой ситуацией, для меня это НЛО какое-то. Загадка.
— Хоть какие-то бонусы получила? Или ни денег, ни славы?..
— Слава с деньгами — это фигня. Больше всего я страдала, что нет работы... А слава — спасибо, я уже познакомилась с ней. Это далеко не первостепенная для меня вещь. Я выполнила свою моральную норму, которая мне была необходима, когда вышла на Каннском кинофестивале на красную дорожку. После этого мне перестало быть интересно идти на телевидение, фотографироваться. Как-то у меня закрылась эта чакра.
— Правда? А «Оскар»?
— «Оскар» — нет, но на Каннский фестиваль я еще хочу съездить, на основной конкурс. А для этого надо начать снимать полный метр.
— И чем ты занималась все это время, пока не было работы?
— Пила вино и читала книжки. Разные. Кучу. От скуки даже выучила все стихи Северянина и декламировала их с бокалом вина в руке. А теперь читаю сценарий сериала «Школа». Очень интеллектуальное чтение.
— Что говорили коллеги, когда узнали, что ты собираешься снимать многосерийный фильм?
— «Привет, что делаешь?» — «Сериал снимаю». — «А, до свидания!» Так и было! Большинство воспринимает друг друга как конкурентов. Когда ты в теме, у тебя, конечно, больше друзей, когда не в теме — у тебя остаются только настоящие друзья. Съездила на Каннский фестиваль — у тебя очень много друзей, ничего не делаешь — у тебя только настоящие, твои пять человек.
— Из мира кинематографа?
— Ну такие «друзья», конечно, только из мира кинематографа. Откуда еще? А настоящие — неважно, из какого мира, они из моего мира — мира Германики. Так получилось, что когда люди узнали, что я снимаю сериал, некоторые перестали со мной общаться, а многие встречались и говорили такие вещи страшные, что я плакала даже. И мне один режиссер начал говорить: «Вот, в тебе все-таки есть человечность, ты молодец, не все еще просрала на своем Первом канале». Но потом, после первой же серии, мне все эти люди позвонили и сказали: «Прости нас, ты королева! Мы не верили, что такое можно показать на Первом канале, мы думали, что ты в каких-то розовых облаках витаешь, но теперь действительно мы видим, что ты была права, это твой проект, твой почерк, молодец!» Они меня все поддерживают сейчас. Но были и те, которые с самого начала верили моему слову. Если я так сказала, так и будет. Хотя момент ломки, конечно, у меня был. Страшненько было.
— Предложение Первого канала оказалось настолько выгодным, что ты сказала: «Пошли к черту мои убеждения, буду снимать мыло для телевизора...»
— Нет, никаким убеждениям этот проект не противоречил. Но это предложение единственное было.
— Сколько стоит проект?
— Я даже забыла об этом узнать, мне это не интересно.
— Ты на какое-то время стала частью телевидения. Объясни, что у вас там происходит? Революция?
— Я не знаю, я не смотрю телевидение. Может, прежние модели устарели и надо делать что-то новое, другое, отличное от них. Я, правда, не смотрю телевизор и ничего про их технологии не знаю. Я работаю в рамках своего кинопроизводства. Мне все равно, для фестиваля я снимаю или для телевидения, я делаю одинаково.
— Некоторые делят работу: это — халтура для денег, а это — для души. Ты тоже?
— У этих некоторых, значит, есть выбор, а у меня нет выбора. Это мой путь, авторский.
— Но ты все-таки колебалась какое-то время, прежде чем согласиться. Почему?
— Были сомнения у меня, конечно, но недолго. Я просто не могла поначалу присвоить себе этот проект, стать его автором... в душе. Все мое существо отказывалось это понимать и снимать про детей. Я должна была быть художественным руководителем, но не смогла и сама начала снимать, потому что все равно никто не может взглянуть моими глазами. А потом я со всеми сроднилась и очень за все это переживаю: у меня куча детей этих, актеров, которые смотрят на меня каждое утро преданными глазами и переживают за каждую строчку, которая про меня написана. Это уже поневоле твои дети.
— Ты в своем интервью сказала, что используешь одноразовых актеров. Для тебя актеры как презервативы?
— Есть актеры, которые только один раз могут сыграть себя, а потом их можно использовать по другому назначению. То есть у другого режиссера они будут играть абсолютно другое и вряд ли себя, потому что это уже будет повторение пройденного. Потому что актер — это всего лишь средство выражения, и в этом нет ничего страшного. Актеры — это часть проекта. Я же не могу снимать фильм без актеров. Это инструмент в моих руках.
— Были актеры, которые отказались сниматься в твоем фильме?
— У меня такого не было. Я же людей не тащу к себе на кастинг, они приходят, они знают, к кому идут. Сейчас большая редкость, если актер отказывается сниматься у режиссера авторского кино. Наоборот, все хотят и бегут к тебе: «Снимите меня!»
— К тебе много прибежало?
— Да я не знаю, надо спросить у кастинг-агента. Я не обзваниваю актеров, я объясняю кастинг-агенту, какие актеры на какую роль мне нужны: какой характер, какая внешность, и они мне на этого персонажа человек десять приводят, и я из этих десяти уже выбираю. Школьников играют выпускники театральных вузов.
— Было много разговоров о том, что проект хотели закрыть. Учителя ходили к президенту. А ты готова пойти к Медведеву и отстаивать свой фильм?
— Я? Идти к президенту отстаивать свой фильм? Фильм — он есть уже, по факту. Что его отстаивать?
— Чтобы сохранить в том виде, в каком ты его сняла, без цензуры.
— Какая еще цензура? Он по любому сохранится в том виде, в котором я сделала. Даже вопросов быть не может! Он уже вышел в эфир. Что мне тут отстаивать? Он может выйти на DVD, в интернете — он будет таким, каким я его сделала. Других вариантов вообще нет, иначе меня бы не пригласили в проект, это был бы другой человек. Тут само мое присутствие теряет смысл просто. А фильм останется таким, каким я его сняла.
— Почему такая буча? Как ты это объясняешь: люди другими глазами смотрят на школу или ты где-то перегнула? В чем суть?
— Суть просто в достоверности. Люди путают документальное с игровым. Поэтому они сейчас вскрыли сами себя, общество настолько само себя разоблачило, что они уже даже не понимают, что они своей документальной бучей просто затмили весь сериал — шестьдесят две серии.
— Почему у тебя все фильмы такие мрачные? У тебя такое мрачное мировосприятие?
— Я не нахожу, что мое кино мрачное. Мне кажется, у меня нормальные, прекрасные герои, наделенные всеми человеческими качествами и чувствами, точно такими же, как зрители, люди из соседнего подъезда, из магазина, из очереди в сбербанке, которые с нами стоят. Я не вижу ничего мрачного, если честно. Конечно, в авторском проекте доля мировоззрения и мироощущения автора велика, но я не могу про себя сказать, что я мрачный человек. Мне кажется, я не мрачный человек, а веселый и позитивный. Если посмотреть фильм «Все умрут», то в каждой героине есть немножечко меня. Речь идет не о судьбе героев, а просто об их качествах: Принцесса, которая мечтает о принце, Катя со своим драматическим пониманием жизни и Жанна, которой лишь бы все было круто и неважно как — она позитивный персонаж. Мне кажется, три героя есть в каждом из нас, иначе люди не смотрели бы этот фильм и никакой реакции он бы не вызвал.
— А тебе не хотелось снять комедию?
— Бывает временами, иногда хочется, иногда нет. Я вообще любым предложениям открыта, мне все интересно. Если ко мне кто-то придет и скажет: «Снимите нам комедию», я скажу: «О’кей», и буду придумывать, какая она будет.
— А каким ты видишь свое будущее в кинематографе?
— Мое будущее в кинематографе покрыто мраком. Другая девочка, наверное, радовалась бы на моем месте, а я страдаю, мне кажется, что моему ребенку отрезают руки и ноги — такое чувство адское. Действительно, авторское кино переживается сложнее, чем вся эта заказуха. Я понимаю, почему умер Тарковский, понимаю, почему мы потеряли Ваню Дыховичного и всех остальных. Хорошо еще, что у женщин инфаркта не бывает. (Смотрит сообщения в телефоне.) Вот все звонки, все эсэмэски — поддержка, спасибо большое! Но я все равно одна.
— А кроме «Школы» что в твоей жизни происходит?
— Вообще ничего, только «Школа». У меня даже дома все в газетах — и соседи, мамины подруги, которые только и говорят о «Школе». Даже Октавия, ей два года, говорит: «Мама, Моня, деньги, работа. Мама симает фильм». Хочу запереться, остаться одной и читать Чернышевского «Что делать?». Чем я и занимаюсь в свободное время.
— Когда ты в последний раз ходила в кино?
— На «Ласковый май» сто лет назад. Я даже не помню. Мне не понравилось. У меня подруга фанатела в детстве от «Ласкового мая», она сейчас взрослая и хотела поностальгировать. У нее это получилось, но от качества фильма это не зависит. Я ничего не смотрела. Вот сейчас надо за «Нику» голосовать, мне обещали прислать все фильмы, которые вышли в этом году: «Царь», другие — буду смотреть. Я потеряла нить с кинематографом в последнее время, живу в своем мире, как будто сплю. Сплю, и как-то неосознанно придумываются кадры, кадры, кадры. Живу в мире кадров.
— Какой фильм для тебя абсолютное воплощение зла?
— «Сало, или 100 дней Содома» — вот это, наверное, абсолютное зло в искусстве кинематографа, потому что в этом фильме нет ни одного абсолютно положительного персонажа, там даже нет рыбок в аквариуме, которым можно было бы посочувствовать.
— Почему режиссеров авторского кино притягивает зло?
— Мне кажется, их притягивает не зло, сама драматургия диктует конфликт. Он и происходит между добром и злом в классической драматургии, а это всегда так было. Драматургия — она всегда одинаковая.
— А что тогда такое «новая драма»?
— Когда говорят «новая драма», мне кажется, нет никакой новой драмы, есть только старая, на которой все и основывается. Почему некоторые люди наркотики употребляют — это абсолютно недраматичное и бесконфликтное состояние, но оно никакой творческой ценности не несет в себе. Отсутствие конфликта. А кто замечает в этом кино только одно зло — это зрительская позиция. У нас вообще все кино очень русское, и какой зритель, такое и кино сейчас.
— А из-за чего люди так озлобились? Раньше добрее были?
— Я не знаю, я раньше не жила. Раньше блогов не было. А блоги — это зло. Мне кажется, там сидит куча злых людей, которые свою ненависть в эти буквы выплескивают.
— В твоем сериале много зла?
— Вообще, мне кажется, нет никакого зла, там конфликт, психологическая драма. Взросление всегда идет через конфликт, потому что иначе ты никогда не вырастешь, не станешь на другую ступеньку.
— Кто виноват, что дети такие жестокие?
— Взрослые.
— Но их же никто не учит мучить кошек, избивать одноклассников...
— Они познают окружающий мир, они его могут только тактильно познать, иначе никак. Я кошек не мучила. Я до сих пор мир познаю, пока все не узнаю — не успокоюсь.
— Что ты можешь противопоставить злу? Что для тебя абсолютное добро?
— Это очень абстрактно. Я не могу ответить на эти вопросы, я еще очень маленькая.
— Некоторые находят свой идеал в религии. Ты верующий человек?
— Я очень верующий человек, можно сказать, один из самых. Я настолько верующий человек, что я верю во все. Вообще! У меня все проблемы из-за этого! Вот мне что-нибудь скажешь — я поверю, а моя фантазия дорисует еще больше. Как маньяк в классических ситуациях: «Девочка, здравствуй, пойдем, че покажу». (Смеется.)
— Как ты считаешь, какой у тебя главный дар?
— Мне кажется, Лера Германика.
— У всех она разная. Что ты сама о себе думаешь?
— Не знаю, такие вопросы нужно задавать каким-нибудь старцам, гуру, которые просветленные и нашли ответы на те или иные вопросы.
— У тебя есть табу или сейчас в кинематографе все позволено?
— Не, я еще не дошла до того, чтобы у меня табу были. Я не на той стадии развития.
— А на какой?
— Дело не в том, что позволено или нет, ты сам решаешь. Я как-то зрителя чувствую, что бы он хотел, чтобы про него рассказали. Я трепетно отношусь к зрителю.
— Госдума уже давно трепещет.
— Ой, это мои самые преданные зрители! Они смотрят «Школу», переживают, это очень важно для автора.
— Глумишься?
— Как я могу над ними глумиться? Они там, а я где? Под микроскопом.
— Ты любишь эпатаж?
— Ненавижу!
— В какую школу ты поведешь дочь через четыре года? Или ты ее увезешь отсюда?
— Куда бы я ее ни увезла, я ее не увезу от самой себя. От людей. От общества. Это было бы глупо. Она должна уметь общаться с людьми. Не запирать же ее дома, как Аню Носову из «Школы». Конечно, в школе будет учиться. Пока я снимаю кино на территории России, она будет учиться в русской школе. Буду снимать в другой стране — поедет со мной. Все просто.
— Ты сама хочешь уехать?
— Если бы хотела, давно уехала бы. Я люблю свою страну. Нет ничего милее русских березок, и яблоньки оделись, как невесты. Вот она, Россия-матушка, Москва златоглавая! С цыганами, да к «Яру», да обниматься с медведем, как Пьер Безухов!
— Что бы ты хотела изменить в школе?
— Ой, у меня столько проблем, мне не до школы.
— До «Школы» ты писала стихи в авторскую колонку «Медведя». А сейчас пишешь? Для себя хотя бы?
— Мне сейчас трудно писать, я не влюблена ни в кого. Мое сердце свободно, как туалет, уже неделю-другую.
— Что будешь делать, когда закончатся съемки?
— Отдыхать поеду во Вьетнам. Вместе с друзьями. Поскорей бы уж, а то на их языке начинаю разговаривать, как наша учительница Мурзенко.
— О чем будешь снимать следующий фильм?
— Да о том же, о чем два года назад! Я все пробиваю свой проект, надеюсь, что это наконец произойдет. Уже, наверное, все, кто не верил, что я режиссер, и вот поверили. Я верю, что он будет, потому что ничто другое меня не интересует так, как мой будущий проект, который мне надо сделать. Он для меня всегда на первом месте — что бы я ни делала, я все делаю ради того, чтобы он случился. И этот сериал, я думаю, может мне в чем-то помочь даже. Он тоже для того, чтобы это случилось.

Очень показательное интервью! Проект наподобие "Школы", видимо, давно вынашивался в планах хозяев Первого канала, а тут как раз подвернулась "художник" режиссёр Германика, судя по всему страдающая шизофренией в пока ещё лёгкой форме, с элементами маниакально-депрессивного психоза. Кому как не ей поручить исполнение этого замысла?

Сообщение от che_zhiv

Такой сериал она не могла создать.

Так она его и не создавала! Она - всего лишь режиссёр, отвечает лишь за процесс съёмки! А есть ещё сценаристы...

[Николай Леонидович]

Правильно, дерьмо было, но всплыло.
Я поначалу думал, что целью показа является шокировать общественность, чтобы начались разговоры, а потом и действия. Это удалось.
До перерыва сериал показывали 2(!) раза за вечер. Теперь только на ночь, для родителей . И вот меня уже посещают мысли, что продолжение показа больше смахивает на увеличение толерантности общественного сознания в медицинском смысле к этому дерьму. Народ пошумел и успокоился. А дальше можно будет сгружать ещё более вредоносную информацию.