"Как фронтовик фронтовику" - мнение о "записном ветеране" и пейсателе Данииле Гранине
Рекомендую к прочтению "Как фронтовик фронтовику" газеты "Завтра", повествующий о деятельности "записного ветерана" и пейсателя Даниила Гранина, из которой становится совершенно понятно, почему это из всех ветеранов ВОВ именно этого господина Запад выбрал в качестве "эталонного ветерана", почему именно его приглашают выступать в Бундестаг и встречаться с высокопоставленными особами западной цивилизации, притом, что фронтовые заслуги Д.Гранина более, нежели скромные.
В тему:
Скрытый текст:
Скрытый текст:
«Пятая колонна» из палаты №6
31 января на радиостанции "Эхо Москвы" министр культуры Владимир Мединский и председатель Военно-исторического общества Михаил Мягков беседовали о Великой Отечественной войне с главным редактором журнала "Дилетант" Виталием Дымарским. Интересно и отрадно было наблюдать, как двое первых убедительно и достойно просвещали третьего, дилетанта, который только о том и мечтал, как бы язвительней уколоть, ущипнуть, оцарапать родную историю или хотя бы показать ей либо язык, либо фигу. Причем язык этот, лукавый, неряшливый, болтливый, метал фразы такого пошиба: "Советский Союз вступил(!) во Вторую мировую войну…" Можно, конечно, сказать "Ваня вступил в клуб филателистов", "Петя вступил в комсомол" и т.п. Но тут… Какая деликатность в этом словечке по отношению к Гитлеру! Не жертвой его вероломной агрессии стала наша родина, а то ли сама по доброй воле вступила в войну, то ли её пригласил вступить Гитлер: давайте, мол, повоюем, это интересно… И, оказывается, "вступила после(!) вторжения Германии". Ну, это вообще смеху подобно! Может быть, все-таки сразу дала отпор, а не после? И словно у нас был выбор — "вступать" или не "вступать". Что здесь — глухота к русскому слову или сознательное манипулирование с целью исказить историческую правду? Пожалуй, второе, хотя у Дымарского немало и первого.
Ничего другого и нельзя было ждать от этого оратора, типичного представителя своего дилетантского сообщества. Поэтому меня очень удивил В.Мединский, сказавший ему: "Виталий, вы — профессионал!" То ли как журналист, то ли как историк.
А этот профи до сих пор, точно несправедливо забытый архитектор перестройки Александр Яковлев четверть века тому назад, потрясает секретными протоколами советско-германского договора 1939 года, как чем-то небывалым и позорным. Да ведь такие протоколы и статьи всегда были и будут. Можно вспомнить хотя бы тайный договор 1699 года царя Петра I и польского короля Августа II о военном союзе против Швеции. Почему бы дилетантам не заняться поношением и этого договора?.. Это только большевики, взяв власть, были в таком ликующем благодушии, что прокляли тайную дипломатию, отменили смертную казнь да ещё отпускали на волю под честное слово таких лютых своих ненавистников, как генерал Краснов.
А этот профи делает большие квадратные глаза: "Извините (он вежлив до посинения), подписывая с Германией пакт о ненападении, Советский Союз, извините, уже предполагал войну с ней?" Уж так, мол, некрасиво… Не предполагал, а был уверен, ибо Гитлер почти за двадцать лет до этого в своей "Майн кампф" объявил, что когда придет к власти, то главной его заботой будет "Drang nach Osten”, напор на восток, т.е. завоевание русских земель. А для профи это новость! Видно, историк о помянутой книге и не слышал. И Мединский просвещает Митрофанушку: "Этот договор — внешнеполитическая победа Советского Союза!" Между прочим, именно как о великой победе писала о договоре даже правительственная "Российская газета".
Но профи Митрофанушка опять корит свою родину: германские войска, мол, "вступили(!) в Польшу" всего лишь "с другой стороны", чем советские: одни с запада, другие с востока. Чисто географическое различие. То есть, как это принято у "пятой колонны", ставит нас и немцев на одну доску. И опять то же деликатное словечко, когда на самом деле немцы, разумеется, не "вступили", как, например, в Австрию или Чехословакию, а вломились в Польшу, обрушились на неё, сея смерть и разрушение. Истребили 6 миллионов поляков и евреев, а мы за её освобождение отдали 600 тысяч душ. Но главное, оратор не желает принимать во внимание разницы в 17 дней сентября между "вступлением" вермахта и Красной армии. А ведь за это время польское правительство успело в первую же неделю бежать из Варшавы в Люблин, а потом — в Румынию, бросив на растерзание народ страны, в том числе наших братьев украинцев и белорусов. С этого момента, напомнили подслеповатому историку его собеседники, согласно международному праву Польша как субъект международного права прекратила своё существование. И если бы мы не "вступили", то не только братья-славяне оказались бы под немецкой пятой, но и граница с немцами стала бы ближе на 200-300 км к нашим жизненным центрам.
А профи снова скулит, какое, мол, безобразие: "Советские войска вступили в Польшу…советские войска вступили в прибалтийские республики… советские войска… Всё замечательно, да?" Это у него ирония, он ухмыляется. Тут уж и Мединский не выдержал: "Вы всё валите в одну кучу!" Действительно, в Польшу Красная армия вошла после того, как её правительство сбежало за границу, и она как государство рухнула, вести переговоры было просто не с кем. И если после нападения Гитлера на неё Франция и Англия почти немедленно объявили войну Германии, то нам после 17 сентября никто даже не прислал ноту протеста. А в прибалтийских республиках наши войска оказались согласно зарегистрированным в Лиге наций договорам с их правительствами. Причем переговоры с ними велись отнюдь не в ультимативном духе. Об этом свидетельствует хотя бы то, что мы намеревались разместить в Эстонии 35 тысяч войск, но эстонцы хотели 15 тысяч, сошлись на 25; в Латвии мы планировали иметь 40 тысяч, сторговались на 30. Литва сразу согласилась на 20 тысяч! Ещё бы! Ведь мы возвращали ей от поляков древнюю столицу Вильнюс, среди жителей которых литовцы-то составляли лишь один процент.
А этот профи делает большие звездообразные глаза, обнаружив в учебнике истории данные о потерях во Второй мировой войне: Советский Союз — 27 миллионов своих сограждан, а "суммарные потери США и Англии составили менее одного миллиона". Профи не понимает, он возмущен, он негодует: "Зачем сравнивать? Зачем? С какой целью?" Ему мерещится, что мы своими потерями гордимся. Это какое же надо иметь устройство черепной коробки, чтобы в великом горе, неизбывной скорби, пронзительной боли увидеть гордость, чтобы додуматься до такого мозгового выверта. Но ведь, во-первых, сравнения в учебнике нет, вот, мол, больше, чем в 27 раз, а есть простая констатация. А во-вторых, так издавна принято. Например, 28 сентября 1708 года недалеко от Пропойска близ деревни Лесная произошло сражение между русскими, которых возглавлял царь Петр I, и шведами, которые шли на соединение с Карлом ХII. Мы одержали тут первую и замечательную победу в Северной войне, Петр назвал её "матерью Полтавской виктории". Я вспомнил именно об этом сражении потому, что во время войны летом 1944 года мне довелось побывать и в Пропойске (о котором у К.Симонова есть шутливые стихи) и под Лесной. И вот, сейчас, заглянул в знаменитую "Историю России" С.М.Соловьева: "У русских под Лесной из 14000 человек было побито 1111, ранено 2856; у шведов из 16000 по русскому счёту взято в плен 876 человек, на месте побитых тел. перечтено 8000" (кн. V111, с.208). И это для профи новость! Знать, и не слышал он ни о Соловьеве, ни о Карамзине, ни о Ключевском…… Раньше такие ораторы возмущались некоторыми публикациями о тех или иных сражениях, где не было данных о наших потерях, и порой они были правы. Но вот данные приведены, но у них и от этого с души воротит, их и это возмущает. Всегда, во всём они находят ужасную несправедливость. Ну, что с ними делать, как им потрафить? А не лучше ли просто начхать?
Тем более, что для полноты картины хотя бы той же мировой трагедии иногда полезно кое-что и сопоставить. Например, нашу землю фашистский сапог, хлюпая в крови, топтал три с лишним года, а земель Англии и США он и не коснулся. Или: на нашей земле ожесточение борьбы доходило до того, что более тридцати городов по нескольку раз переходили из рук в руки, а в Польше, Франции, Бельгии и других захваченных немцами странах не было ни одного случая такой борьбы, ни единого города.
А Дымарскому хочется, чтобы нашим детям рисовали примерно такую картину: ну, была война, все, мол, сражались, ну, были, конечно, потери, но — все герои, ну, все молодцы… В.Мединский хорошо ответил мыслителю: "Приведенные цифры говорят о том, что мы вынесли основную тяжесть войны. Война и победа для нас и для англичан с американцами имеют совершенно разную цену. Поэтому мы относимся к войне по-разному, поэтому мера ранимости при обсуждении любого вопроса её истории абсолютно разная, и степень восприимчивости народом этой темы у нас по болезненности несопоставимы ни с Англией, ни с Данией". И разумеется, с Америкой. То есть Мединский не проветрил, конечно, голову мудреца, это невозможно — что ещё за "ранимость" какая-то? — а только вдунул туда, в голову-то, важную справедливую мысль. Но разве она там не приживется?
Для подкрепления своей жажды истины и справедливости наш профи тут же обратился к именам Солженицына и Виктора Астафьева, как к великим и честным знатокам истории войны, её участникам и свидетелям. Ведь они, говорит, прошли "всю войну"! Я, дескать, об этом читал. Да, прочитать можно и о том, что они были добровольцами. Приходится огорчить одноглазого читателя. По Указу Верховного Совета о мобилизации и по возрасту Солженицын должен бы надеть шинель в первый день войны, а он с молодой женой из Ростова укатил в Морозовск, который ещё дальше от фронта, и там преподавал в школе астрономию. Увлекательная и приятная наука! Смотришь часами на небо и не видишь, что творится на земле… И в армии астроном почему-то оказался лишь во второй половине октября на ответственной должности конюха. Потом загадочным образом оказался в офицерском училище, и на фронт со складным письменным столом для писания романов будущий писатель прибыл лишь в мае 1943 года. И Астафьев — в том же году, но позже. Самую страшную пору войны оба не видели, не знали. Да ещё надо вспомнить три последних ожесточенных месяца войны, на которые Солженицыну удалось сократить свою военную биография с помощью ловкой передислокации в московские Бутырки. И это не помешало Дымарскому прочитать у него: "не уходя с передовой, воевал четыре года". Вся-то война была меньше четырех лет, но у него свой счёт.
Но этот профи продолжает млеть: "А как Астафьев оценивал, как называл вообще Жукова, Сталина…". Да называть-то можно как вздумается. Но кто он и кто Сталин, Жуков? И называл он их, как и принято у всех злобных и невежественных в военном отношении антисоветчиков. Но смешно же защищать генералиссимуса и маршала от бредовых выходок ротного телефониста. Он и Шолохова злобно ненавидел. По воспоминаниям поэта Бориса Куликова, Астафьев однажды заявил: "День смерти Шолохова будет счастливейшим днем моей жизни". Его собственная смерть, как и смерть Солженицына, никого не осчастливила. Они соревновались в ненависти и к Сталину, и к Жукову, и к Шолохову.
Но вот что, между прочим, Астафьев сказал на известной конференции историков и военных писателей 28 апреля 1988 года в минуту просветления: "Я прослушал здесь уже несколько выступлений. В них все время, как сейчас в газетах звучит одно и то же имя: Сталин…Сталин…Сталин…Ст лин…". Он имел в виду, что Сталина обвиняли во всех наших неудачах в войне. И продолжал: "Я думаю, что не все так просто и ординарно. Как это сейчас преподносится. Используется очередной громоотвод в нашей истории, чтобы свалить на эту личность все наши беды и таким образом, может быть, проскочить какой-то очень сложный для нас отрезок, а может, удастся и самим чище выглядеть".
Мысль вполне здравая, именно поэтому некоторые газеты, напечатавшие выступление Астафьева, эти строки вычеркнули. Так поступила, например, "Советская культура" в номере за 5 мая. Главным редактором тогда там был цэковский абориген Альберт Беляев, замзав Отдела пропаганды.
"Виктор Петрович считал, — продолжает профи Дымарский, — что мы воевали числом, а не умением, что закидали немцев трупами. Можно не соглашаться с этим, но из каких уст мы это слышали!" Из каких? Повторю: из уст лжеца и невежды. Военно-историческая дремучесть обоих корифеев, право, даже загадочна. Я уж не говорю о том, что сахарные уста старшего из них порой извергали, например, такое по адресу соотечественников: "Подождите, будет на вас Трумэн с атомной бомбой!" ("Архипелаг".М. 1989. Т.3, с.51). У нас-то бомбы тогда ещё не было. А младший покойник даже не умел читать военную карту, был тупо уверен, что каждая стрелка на ней означает не что иное, а именно армию, т.е. воинское соединение в составе нескольких дивизий, тогда как на самом деле стрелка означает положение — наступление, отступление, оборона — того или иного войска — хоть полка, дивизии, корпуса, армии или всего фронта.
И что ж ещё мы слышали из "таких уст"? В Советское время, в ноябре 1985-го, со страниц "Правды", главной газеты страны, эти уста, тогда медовые, сладко пели: "Мы достойно вели себя на войне… Мы и весь наш многострадальный героический народ на века, на все будущие времена прославивший себя трудом и ратным подвигом" ("Правда".25 ноября 1985 г.). И даже уверял, что соотношение потерь было 1 к 10 в нашу пользу, что, конечно, было холуйским враньём. А 28 апреля 1988 года, на четвертом году горбачевщины, на совещании по истории войны те же медовые уста, вдруг став горчичными, начали вещать вот про эти трупы, о которых четверть века не может забыть Дымарский. Да еще напомнили, что соотношение потерь-то было 1 к 10, но не в нашу пользу, а в пользу немцев. Эта великая новость, как уже сказано, тотчас была напечатана во всех демократских или уже деморализованных газетах — в "Литературке" Ф.Бурлацкого, в "Советской культуре" А.Беляева, в "Московских новостях" Л.Карпинского, в "Вопросах литературы" Л. Шинделя, в "Вопросах истории" и т.д. Усердие не осталось незамеченным: от Горбачева Уста Аста получили Золотую Звезду Героя, а от Ельцина — президентскую пенсию, множество премий и собрание сочинений в 15 томах. Неужели и теперь наш читатель-профи не согласится, что и медовые уста, и горчичные были устами лжеца?
Когда зашла речь о "цене победы", Мединский сказал: "28 миллионов — большая цена. А если было бы 50…". Дымарский воскликнул: "Зачем такие ужасы!" Мил человек, да ведь именно такие ужасы, эти самые извергали столь дорогие для вас уста Солженицына и Астафьева, — такие и даже страшней. Чего ж вы тогда молчали? И собеседники разъяснили дилетанту: в отличие от войны 1812 года, на которую он тоже охотно ссылается, в войне 1941-1945 годов агрессор стремился не победить нас, а уничтожить. Поверил ли этому профи, неизвестно.
Действуя нахрапом, Дымарский полностью пренебрегает всяким правдоподобием того, что изрекает и не может сообразить, в какой луже то и дело оказывается. Например: "Что касается Мюнхена, то Запад его осудил, там его денонсировали". В.Мягков в недоумении: "Как они могли его денонсировать?". Действительно, как, когда, каким образом? В 1938 году в Мюнхене за спиной самой Чехословакии и Советского Союза, имевшего с ней договор о взаимной помощи, Гитлер и ответственные представители Англии и Франции договорились о расчленении Чехословакии, и этот договор был выполнен: Германия отхватила Судетскую область, а вскоре оккупировала всю страну. Но в 1945 году Красная армия освободила Чехословакию, страна вновь обрела целостность и независимость. Что же теперь денонсировать? Это не Запад, а мы, уничтожая и вышвыривая оккупантов из Чехословакии, силой оружия "денонсировали" Мюнхен. И что же Дымарский ответил Мягкову? Буквально: "Были сделаны некие шаги". Когда? Кем? Какие шаги? Молчание… По-моему, он порой употребляет слова, не зная их смысла.
Не удалось с тем, подлинным Мюнхеном, тогда он пытается провернуть свой мини-Мюнхен и ласковым голосом Даладье предлагает: "Давайте признаем всё-таки, что 41-й год был катастрофой". Мединский твердо: "Нет". Действительно, первые же недели войны были катастрофой для Польши, Франции и других жертв агрессии — они были разбиты, их армии и сами, как государства, рухнули. Ничего подобного не произошло у нас. Франц Гальдер 4 июля в своём известном дневнике записал: "Можно констатировать, что кампания против России выиграна в две недели". То есть быстрее, чем с Францией. И ведь это писал не Дымарский, а почти шестидесятилетний генерал-полковник, занимающий высокий пост, участник Первой мировой войны, поседевший над составлением военных планов. Генерал не хотел видеть, что рушится их собственный план. Ведь немцы рассчитывали в кратчайший срок захватить Москву, Ленинград и Киев. В июле не удалось ещё ничего, осенью захватят только Киев. И война-то только начиналась…
А ещё профи очень хотел бы знать, что делал Советский Союз последние два года перед войной для укрепления обороны. Ну, почитал хотя бы воспоминания маршала Жукова, там об этом подробно сказано. И вот ему разъясняют, разжевывают… В частности, Мягков говорит, что в 1939 году наша армия имела чуть больше одного миллиона штыков, а на 22 июня — около 5 миллионов. Профи тут как тут с подковыркой: "И что от них осталось в конце 41-го?" Смысл вопроса в том, конечно, что, мол, ничего не осталось. Ну, если так, то что же мешало немцам захватить Москву и Ленинград, их главные цели? А то, что "осталось" и прибавилось столько, что хватило сил и отстоять эти города, и вскоре погнать их от Москвы, от Тихвина, от Ростова-на-Дону. Он все это впервые слышит…
И вот такой мыслитель возглавляет большой, роскошный журнал. Можно долго ещё любоваться Эверестами познаний этого мыслителя и Марианскими впадинами его интеллекта, но надо упомянуть и о его журнале, выходящем под старинным гордым девизом "Я знаю, что я ничего не знаю".
«Пятая колонна» из палаты №6
С обложки одного из номеров возглавляемого В.Дымарским журнала "Дилетант", на которой первым объявлен материал о капитуляции Германии в мае 1945 года, на читателя смотрит… Вы думаете, маршал Жуков и другие победители? Тогда вы ничего не поняли из того, что сказано выше. На нас смотрит портрет во всю обложку едва ли известного вам в лицо человека, а под ним крупно: "МАЗЕПА. ИЗМЕНА?". Это первый заголовок. Вот второй: "Трудный выбор Ивана Мазепы". Это моднейшее у них словцо — выбор. Нет на свете ни измен, ни предательства, ни трусости, ни обмана, ни воровства, а есть только выбор. Например: перед персонажем какой-то их публикации, попавшим в плен, встал выбор — поступить как генерал Власов, переметнувшийся к немцам, или как генерал Карбышев, оставшийся верным родине и присяге? Он сделал власовский выбор. Всего лишь выбор…
Я долго не мог найти имя автора статьи — так мелко, бисерно напечатали его на темном фоне, словно хотели спрятать, но всё-таки разыскал: Татьяна Таирова-Яковлева. Она даёт как бы эпиграф: "Иван Мазепа перешел на сторону шведов. Многие до сих пор именуют этот поступок изменой". Сразу даётся понять: какая темнота эти "многие". И дальше следуют 20 красочно иллюстрированных портретами Мазепы страниц, убеждающих, что никакой измены не было, а был просто деловой выбор. А начинается статья так: "Если вырвать события из контекста, из любого человека можно сделать монстра, а любой поступок представить как чудовищный". И тут же наготове примерчик: "Петр Первый убил своего родного сына царевича Алексея… Словом, детоубийца, тиран". Не совсем так, мадам.
Да, Петр, как известно, деликатностью и чувствительностью не отличался, но все-таки родного сына не убивал. Это вы, видимо, вспомнили картину Репина "Иван Грозный убивает своего сына", или гоголевского Тараса Бульбу, действительно убившего сына-изменника Андрия, а может, пришел вам на память дед Павлика Морозова, тоже убивший двух малолетних внуков. А с царевичем Алексеем дело сложнее. "Отец с сыном, — пишет современный историк, — разошлись в самом важном вопросе — о будущем страны. Петр смотрел далеко вперед, Алексей — в прошлое. Но он был не одинок: за ним шли духовенство, родовитые вельможи, часть простого народа". На него возлагали надежды тайные противники петровских реформ, но царевич был очень нерешителен, робок и осенью 1717 года, в момент, показавшийся ему опасным, бежал из России в Австрию, а потом в Италию, в Неаполь. Подумать только: смылся за бугор наследник престола! Когда осталась в Америке Светлана Аллилуева, всего лишь дочь покойного вождя, которой никакой трон впереди не светил, и то, какой звон был на весь белый свет, а тут — наследник империи!.. За ним явились в Неаполь суровые посланцы Петра, передали ему письмо отца и уговорами, угрозами заставили Алексея вернуться. З февраля в Москве, в Кремлевском дворце собралась вся российская знать. Царь обвинил сына в измене, но обещал прощение на двух условиях: если он отречется от своего права наследования престола и назовет тех своих единомышленников, кто подбил его удрать за границу. Упав на колени и стеная, Алексей беспрекословно выполнил оба условия.
Но в марте была допрошена возлюбленная царевича, Ефросинья, на которой он хотел жениться, и она дала много совершенно новых сведений, которые, с одной стороны, уличали Алексея в неполноте признания, в неискренности, а с другой, рисовали картину гораздо более широкой вражды к реформам Петра. Разумеется, это и сильно встревожило царя, и вызвало новую волну неприязни к сыну. Но он не хотел решать его судьбу единолично, а 24 июня 1718 года, теперь уже в Петербурге, вновь собрал некий синклит из 127 своих министров, высокопоставленных чиновников, вельмож и предложил решить дело им. А царевич находился в Петропавловской крепости. Синклит признал его виновным и приговорил к битью палками. В первый день — 25 ударов, во второй — 15… 26 июня он умер. Тут в крепости его и похоронили, как потом хоронили всех августейших особ. Он, кажется, стал первым. Царь и царица присутствовали на похоронах, как, в своё время, и Грозный на похоронах своего сына. Вот какая страшная история.
Но если автор статьи считает, что Петр чуть ли не собственноручно убил сына, то спрашивается, с какой целью, зачем? У нее и тут ответ отскакивает от зубов: "Чтобы обеспечить трон своему ребенку от женщины легкого поведения и весьма тёмного происхождения". Я не знаю, сколь светлого происхождения сама мадам Таирова-Яковлева. Могу лишь предположить, что она в каком-то родстве с известным руководителем Камерного театра Александром Яковлевичем Таировым (1885-1950), прославившемся в своё время глумливой постановкой "Богатыри" на текст Д.Бедного и под издевательски приспособленную музыку "Богатырской симфонии" Бородина. Спектакль посмотрел В.М.Молотов. И Бедного за сей шедевр русофобии тогда исключили из партии. Это первый случай применения "коктейля Молотова". А Таиров был беспартийным, и на его долю выпала лишь эпиграмма, ходившая по Москве:
О Господи, прости Таирова!
Ведь он вконец проституирован.
В то же время можно предположить родство журналистки и с упоминавшимся "архитектором перестройки" А.Н.Яковлевым (1923-2007), другом Горбачева, как уже сказано, главой "пятой колонны", американским "агентом влияния". Впрочем, всё это в сей момент не столь существенно.
Гораздо важнее довести до сведения Таировой-Яковлевой, что презрительно упомянутая ею Екатерина была не просто "женщина", а жена Петра, императрица. Столь же презрительно заявляя о её "темном происхождении", следовало бы сказать, что именно в нём темного и почему эта "темнота" уж так не смущала Петра, что царь и женился на ней, и сделал её, а ведь мог бы и не делать, императрицей. Как все разумные люди, царь, в отличие от Таировой-Яковлевой, не придавал значения происхождению. А оно было вполне достойным: будущая императрица родилась в трудовой семье. Между прочим, Великая Отечественная война даёт на сей счёт весьма наглядный урок. Наши военачальники почти сплошь — сыновья рабочих и крестьян: Верховный главнокомандующий — сын сапожника, его заместитель Жуков — сын кожевника, начальник Генерального штаба Василевский — сын сельского священника, маршал Рокоссовский — сын паровозного машиниста и т.д. А у немцев — один к одному потомственные военные, да ещё "фоны". И каков итог? Даже Геббельс незадолго до краха признал превосходство нашего генералитета, и сам Гитлер с ним согласился.
Назвав Екатерину ещё и "женщиной легкого поведения", мадам совершила именно то, против чего сама негодует — вырвала живого человека из контекста времени. По причине своей женской и просто человеческой большой привлекательности, живости ума, доброго нрава Екатерина чрезвычайно влекла к себе многих. И каждый раз очаровывала всё более высокопоставленных лиц — фельдмаршала Шереметьева — царского любимца Меншикова — наконец, самого царя. Да, Петр был её третьим или четвертым фактическим мужем. Но вот в наши дни известная Ирина Хакамада сама рассказывает, как пылко любит своего четвертого мужа. Вы с Дымарским решитесь объявить её "женщиной легкого поведении"? Не посмеете. А вот в толще веков вы копаетесь, обличаете.
Наконец, известно ли вам, что после смерти Петра на троне-то мы видим не его сына от "женщины легкого поведения", как, мол, он рассчитывал, а саму эта женщину. Но через два года она умерла. И кто же теперь на троне? Опять не её сын от Петра, а сын царевича Алексея — Петр Второй. Так что все ваши хитроумные догадки и фантазии — чушь на постном масле.
Но вы отчасти правы, что, порой, можно любого человека представить монстром, и в нынешнюю пору мы частенько это видим. Например, ещё в 1991 году на американские деньги наши демократы поставили несколько фильмов, изображающих Сталина именно монстром. Таков был, например, длиннющий и совершенно бутафорский фильм "Ближний круг" Андрея Кончаловского, боявшегося отстать от эпохи. А семисерийная, столь же бездарная, телемахида Александра Иванкина так прямо и называлась "Монстр". В нем приняли участие беглые члены КПСС с ветеранским стажем: Е.Габрилович, А.Борщаговский, А. Новогрудский да еще и Лев Разгон, энтузиаст пионерского движения. Это было давно, а совсем недавно, 6 марта, по телевидению в честь 85-летия сухумского гения Фазиля Искандера был показан такого же пошиба фильм по его сценарию "Ночь со Сталиным". Вот какой охват времени — четверть века! И всё не уймутся…
Но если верно, что из любого человека можно сделать монстра, то, надо полагать, из любого человека можно сделать и ангела, и вообще кого угодно. Вот я и предложил бы Таировой-Яковлевой сделать из Дымарского человека, хотя бы понимающего, что мысль о гордости гибелью сограждан может прийти в голову только олуху царя небесного…
Статья Таировой-Яковлевой написана лихо, но некоторые её суждения, как мы видели, озадачивают или, вопреки намерению автора, веселят. Например: "Казаки более ста лет сражались под (?) Речью Посполитой". Это где же? Или: "Из стен государственных структур споры перешли в формат(!) казацких восстаний". Интересно, а какой формат был у восстаний Разина, Пугачева? А что за формат у Октябрьской революции? Или: "Несясь с вихрем исторических перипетий Украины, Мазепа побывал при польском дворе". Господи, ну кто же так говорит, мадам!.. Или: "Украинские старшины богатели и с завистью смотрели на русских помещиков". Чего ж завидовали, коли сами богатели? Или: "Царь Петр ввел налог на войну…" Это как же ему удалось? Известно, что он ввел налог даже на бороду (у нас это впереди), но этот-то с кого взимался? И так далее….
Но примечательно ещё вот что: "Исходя из реалий ХХI века, может быть, трудно представить себе, что политический деятель мог руководствоваться высокими идеалами". Это трудно вам, сотруднице журнала Дымарского, а мы достоверно знаем таких политических деятелей — Фидель Кастро, Нельсон Мандела, Уго Чавес, Мадуро, Александр Лукашенко, председатель Китайской республики товарищ Си, Сергей Аксёнов-Крымский…
Да, слышим мы в ответ, но ведь Мазепа знал несколько иностранных языков, писал стихи, имел орден Андрея Первозванного — разве такие люди способны на измену! Ну, имена полиглотов и стихоплетов, ставших изменниками, мне не приходят на память, но зато вспомнил сразу двух таких с орденом Андрея Первозванного — Горбачева и Солженицына.
И вот что писал в своей "Истории России" об этом орденоносце историк С.М.Соловьев: "Ни один гетман не пользовался таким уважением в Москве, как Мазепа. Петр хорошо знал его затруднительное положение в Малороссии и тем более ценил способности и усердие гетмана, умевшего исполнять царские повеления… Царь любил его, уважал и никаким доносам на него не верил". Однако, "Мазепа не был представителем той массы малороссийского народа, для которой православие было началом, не допускающим никаких сделок… Он был представителем испорченного поколения "шатающихся черкес"; мы знаем его воспитание; слуга польского короля смолоду, бедою занесенный на Украину, слуга Дорошенка, следовательно, присяжник турецкого султана, потом случайно перекинутый на восточный берег Днепра, слуга гетмана Самойловича и потому присяжник царский… Мазепа так часто переменял присягу, что эта перемена стала ему за обычай, и если он был верен, то только по расчёту" (кн. VIII, c.212). Так что измена Петру явилась для Мазепы обычным делом. И по справедливости царь учредил персонально для него орден Иуды, на который и ныне много претендентов.
А вся обширная публикация журнала о Мазепе завершается статьей, конечно же, Виктора Ющенко, бывшего президента Украины. Нашли автора! Этот тоже говорит и о стихах Мазепы, предусмотрительно не цитируя их, и о его полиглотстве. "Меня всегда тянуло к Мазепе", — признаётся Ющенко. Кто бы сомневался! Тут и красочная фотография: Ющенко со своим сыном, мальчиком лет 8-10, возлагают цветы к памятнику Мазепы. Но: "Приходится признать, что для абсолютного большинства украинцев Мазепа остается неузнанным… Ещё живо то, что преобладало в идеологемах 20, 30, 40 лет назад. У нас в головах — Павлики Морозовы, Чапаевы или Щорсы". У нас, т.е и у Ющенок? Невозможно поверить! Ибо три названных героя до конца были верны своим убеждениям и погибли за них — кто от ножа, кто от пули в бою. А Мазепа после разгрома шведов под Полтавой бежал с Карлом в Бендеры и умер там своей смертью. И Павлику было 13 лет, Щорсу — 24 года, Чапаеву — 32… А Мазепа со своей идеологемой предателя прожил почти столько же, как все трое, вместе взятые.
И чего же они хотят? Да чтобы мы забыли поэму Пушкина "Полтава", оперу Чайковского "Мазепа", оценку изменника знаменитым историком Соловьевым, а поверили Дымарскому, Таировой-Яковлевой да Ющенко. Известный Швыдкой это и назвал "культурной революцией" и до сих пор проводит её.
Года два тому назад киевская группа "Рейтинг" провела опрос "Выдающиеся украинцы всех времен". И что же оказалось? За Мазепу проголосовало 5,6% опрошенных, за Бандеру — 4,3 % . Что ж, среди ста человек иногда может оказаться 4-5 майданутых. Но, тем не менее, вполне возможно, что скоро выйдет журнал "Дилетант", на обложке которого будет красоваться портрет незнакомого лысого мужика, а под ним крупным черным шрифтом — "Бандера. Немецкий прихвостень? Предатель? Враг России?". И 20-30 иллюстрированных страниц, убеждающих, что был он борцом против фашистской оккупации, патриотом и лучшим другом России.
На обложке журнала есть ещё и такое самоопределение: "Исторический журнал для всех". А если бы честно и полно, то — "для всех олухов царя небесного".
«Пятая колонна» из палаты №6
Продолжение. Начало — в №№ 14(1063)-15(1064)
Как мы всё более и более имеем возможность убедиться, многочисленные либеральные "разоблачения" — это давно отработанное газетно-телевизионное старье таких мыслителей, как Сванидзе, Млечин, Пивоваровы, Правдюк, Радзинский, Радзишевский, Радзиховский… Тогда же, давно, их измышлизмы были — высмеяны и выброшены. И вот, теперь, с видом первопроходцев это антисоветское старьё подхватил Дымарский, носится с ним, как дурень с писаной торбой, и голосит: "Эврика!"…
И на этот вопль однажды явился… Кто бы вы думали — Сванидзе? Млечин? Пивоваров?.. Нет! Сам глава правительства товарищ Медведев. А дело было так. Будучи любителями всяких погремушек, дилетанты вздумали с шумом и треском отпраздновать свой юбилей. Как так — разве журнал — ровесник демократии и выходит уже 25 лет? Или хотя бы 10? Нет, он выходит всего год. И вот, по своему обыкновению из мухи делать слона, а потом спекулировать фальшивой слоновой костью, они и раздули 1 год — до масштабов юбилея. И пригласили немало вельможных фигур, прежде всего Медведева. И как он мог не откликнуться на голос своих единомышленников! Пришел и сказал: "Вы дали прекрасное название своему журналу. Все мы в вопросах истории дилетанты". Кто бы сомневался в этом относительно человека, который возложил венок к памятнику преступника Маннергейма, а Сталина обозвал преступником.
КОМУ ПЕРЕД КЕМ ИЗВИНЯТЬСЯ
Теперь, когда мы получили некоторое представление о В.Дымарском как о личности несколько комичной, но весьма энергичной, а также о его журнале и, отчасти, об авторах журнала, — как широко известных, так и, кажется, не очень-то кому неведомых, — теперь есть смысл вернуться к беседе, с которой мы начали повествование и кое о каких обстоятельствах вокруг нее.
Я прочитал в Интернете стенограмму этой беседы, в которой, между прочим, затронута и тема ленинградской блокады, одновременно со стенограммой — добавленные к ней пространные цитаты из книги Даниила Гранина "Человек не отсюда". Суть их в обвинении А.А.Жданова и других руководителей города в том, что они, мол, во время блокады барствовали, роскошествовали во всем образе жизни, в том числе и в питании. Эти цитаты не вызывают никакого доверия хотя бы уже потому, что изобилуют анонимностью, т.е. отсутствием имен, примет времени да и просто несуразными доводами. Например: "одна актриса Балтийского флота.." Что это такое "актриса флота"? Как фамилия? В каком звании — не боцман? "Однажды мне принесли фотографии цеха кондитерской фабрики…" Когда именно и кто принёс? "Меня уверяли, что это конец декабря, что снимок подлинный…" Кто уверял? Какие были доказательства? В одном "архивном документе" эта фабрика названа "энской", в другом — открытым текстом: "2-я кондитерская". Что за странные документы? А ещё фигурирует кондитерская фабрика им. Самойловой. Это все одно и то же или разные фабрики? "В моей памяти всплыл один из рассказов…" Их там за 95 лет накопилось, поди, немало, и все плавают. О чем же рассказ? "Какой-то (!) работник ТАСС был послан на кондитерскую фабрику, где делают пирожные и ромовые бабы для начальства, сфотографировать продукцию".
Неужели писатель Гранин думает, что если Горбачев четверть века тому назад объявил его Героем Социалистического Труда, то все будут свято верить каждому слову Героя безо всяких его доводов и доказательств? Тем более, что он — бывший член КПСС с полувековым стажем. Похоже, что так. Казалось бы, уж как бывшим-то ныне верят!.. Но, увы, вопросы родятся сами собой, их множество, и надо на них беглому члену КПСС с Золотой Звездой отвечать.
Так вот, кто послал какого-то работника ТАСС на какую-то фабрику? Откуда известно, что производилась именно такая продукция и именно для начальства? И для какого начальства? Ведь город-то большой и разного уровня начальников немало. "Фотография была опубликована в газете". В какой, когда? А главное, зачем было фотографировать и публиковать? Ведь "каждый фотограф понимал, что за такую фотку — прямым ходом в СМЕРШ". Никакого СМЕРШа в 41-м и 42-м годах не существовало, это фронтовик Гранин мог бы знать. Ах, вот оно что: эти фотки ромовых баб опубликовали неизвестно где, но подпись гласила: "Это хлеб". И никто не отличил сих пышных баб от хлеба насущного? Оказывается, этими фотками "начальство хотело показать читателям газет (уже не одна, но до сих пор все безымянные. — В.Б.), что положение в Ленинграде не такое страшное". Какая слабоумная чушь! Листовки с такими фотками можно было разбрасывать над немецкими позициями, там это могло иметь эффект, но ленинградцы-то, получая "125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам", хорошо понимали, каково положение, им невозможно было втереть очки.
Нельзя умолчать ещё об одном шедевре уснувших мозговых извилин: "Недавно стал известен дневник одного партийного деятеля того времени". Как стал известен? Из чьих рук получен? С неба свалился в руки Героя-беглеца? Но в данном случае это, пожалуй, и неважно. Сей "партийный деятель" — всего лишь инструктор отдела кадров райкома партии. То есть работник самого низшего уровня райкомовской субординации. Но какого именно райкома? Разве это трудно установить? На этот раз даже названо имя: Николай Рибковский. И чем же его дневник примечателен? Оказывается, партийный деятель Рибковский только тем и был занят, что тщательно фиксировал всё, что поглощало его пузо. Усердие партийного босса в этом деле просто изумляет. Ну, смотрите, что он ежедневно якобы отправлял в рот: "Завтрак — макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Вчера на обед я скушал (!) зеленые щи со сметаной, котлету с вермишелью, а сегодня — суп с вермишелью, свинина с капустой" Потом, представьте себе, эта партийная сошка попала в какой-то дом отдыха, и опять: "Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса, рыбное — лещ, салака, корюшка и жареная, и отварная, и заливная…" Боже мой, ведь многие и не отличают курятину от гусятины или лещ от корюшки, а он всё знает, всё помнит, и специально для правдолюба Гранина фиксирует.
И это еще не всё. Дальше: "Икра, балык, сыр, сливочное масло, пирожки, какао, кофе, чай, триста грамм черного хлеба и столько же белого. (Подозрительно мало! — В.Б.). И ко всему этому 50 грамм хорошего портвейна к обеду и ужину". Если Гранин до сих пор не понял, что это состряпано специально для таких, как он, или для него персонально, то пусть обдумает еще и такое заявление этого деятеля: "Да, в условиях длительной блокады это возможно лишь у большевиков, лишь при Советской власти… Едим, пьем, спим или бездельничаем и слушаем патефон, шутим, забиваем "козла" в домино или в карты. И за всё 50 рублей". У болвана, составлявшего фальшивку, даже не хватило ума не высовываться, скрыть, что он антисоветчик.
Эта чушь о ромовых бабах для Жданова и т.п. затеяна была давно, сразу, как на нас свалилась демокрация. Гранин, как и Дымарский, живет ветхим, смрадным старьём. Помню, я прочитал где-то, скорей всего, у Коротича в "Огоньке", статью покойного демократа Анатолия Приставкина, моего соседа по даче. Он эту тему разрабатывал несколько в ином варианте: Жданов топил печку сливочным маслом. Встретив его, я спросил, откуда он это взял. А есть, говорит, документы. И в них значилось, спросил я, что первому секретарю Ленинградского обкома, члену Политбюро ЦК тов. А.А.Жданову отпущено на отопление квартиры, допустим, два пуда сливочного масла? Разве дров-то труднее было найти? И добавил: "Так и быть, Анатолий, куплю я тебе два килограмма масла, и попробуй в порядке следственного эксперимента протопить им разок свой камин". Он отказался.
Позже орудовали другие в других газетах и журналах. Особенно усердствует в полоумном вранье некий Евгений Водолазкин, доктор, видите ли, филологических наук. А ещё он и беллетрист, недавно вышел его сборник "Совсем другое время", где и роман, и повести, и рассказы — 477 страниц. Лев Пирогов пишет о некоторых идеях и темах сборника: "Неважно, что Водолазкин думает об этом исключительную ерунду: главное — думает" (ЛГ.19.03.14).
Мы не можем сказать, что Водолазкин думал, когда накануне Дня Победы 8 мая 2009 года писал в "Новой газете" хотя бы вот такую исключительную ерунду: "Для Жданова спецрейсами присылали ананасы". Не иначе как в счёт поставок по ленд-лизу. Впрочем, какой-то частью мозговых извилин он, пожалуй, все-таки шевелил, стараясь угодить со своей гадостью именно к такой знаменательной дате Советской истории. Это для них самый цимес!
Если кому охота ещё покопаться в этом, могу порекомендовать вышедшую в прошлом году в серии ЖЗЛ книгу Алексея Волынца "Жданов". В рецензии на книгу Арсений Александров писал в "Литгазете": "До 1947 года жила уважительная память о работе Жданова в блокадном Ленинграде. А потом начались фантазии о горячих пирожках и шампанском, дальше — о пирожных, ананасах, апельсинах, которыми объедался Андрей Александрович черной зимой 1941-42 годов. Мало им и ананасов! Начались россказни о подземных теннисных кортах и даже расстрелах поваров за недостаточно горячие оладьи".
Трудно поверить в существование на земле такого полоумия, но вот А.Волынец цитирует книгу коренного ленинградца, в 1941 году бойца народного ополчений, а после войны, позже — профессора ЛГУ историка Даниила Натановича Альшица: "По меньшей мере смешно читать постоянно повторяемые упрёки (профессор выражается деликатно. — В.Б.) в адрес руководителей обороны Ленинграда: ленинградцы-де умирали от голода, а начальники в Смольном "обжирались". Упражнения на эту тему доходят до полного абсурда. Приходилось читать и такое бредовое упражнение: будто в голодную зиму в Смольном расстреляли шесть поваров за то, что подали начальству холодные булочки" (с. 343).
И даже не хватает ума сообразить, что, ведь, еду на стол подают не повара, а официанты и официантки. Вот их, мерзавцев и мерзавок, и надо было стрелять! А уж если в осажденном городе стреляли бедолаг-поваров, то в мирное-то время за то же самое — пачками
И, вот, ныне все это возглавил и осенил званием почетного гражданина Петербурга 95-летний Герой Даниил Гранин. Да так увлеченно, горячо, словно среди расстрелянных поваров были его отец, брат и два племянника.
Интересно сопоставить два портрета Жданова, приведенные в книге А.Волынца. Вот как увидел его в Москве, уже после, войны Д.Т.Шепилов, бывший фронтовик-ополченец, после войны — два раза редактор "Правды": "Передо мной стоял человек небольшого роста с заметной сутулостью. Бледное, без кровинки, лицо. Редкие волосы. Темные, очень умные, запрятанными в них веселыми чёртиками глазах…Внешний облик, манера держаться и говорить, его покоряющая улыбка — все это очень располагало к себе. Этот первый разговор был продолжительным и впечатляющим. Говорил Жданов живо, остроумно, интересно…(с. 441)
А вот как увидел Жданова, тоже впервые, Гранин: "Это было зимой 1942 года. Прямо из окопов нас вызвали в штаб армии…" Ну, об окопах, как увидим дальше, тут сказано в чисто метафорическом смысле… Из штаба армии их, человек шестьдесят окопников, направили в Смольный для получения наград. "Провели нас в маленький зал. За столом сидели незнакомые мне начальники, командиры. Единственный, кого я узнал, был Жданов. Всё вручение он просидел молча, неподвижно, запомнилась его рыхлость, сонность. В конце процедуры он тяжело поднялся, поздравил нас с награждением и сказал про неизбежный разгром немецких оккупантом. Говорил он с чувством, но круглое, бледное, гладко-блестящее лицо сохраняло безразличие. В некоторых местах он поднимал голос, и мы добросовестно хлопали.
Когда я вернулся в батальон, пересказать толком, о чем он говорил, я не мог…Все мы видели его впервые. Ни у кого из нас в части он не бывал, вообще не было слышно, чтобы он побывал на переднем крае. Весть об этом дошла бы" (с.362).
Конечно, тут разное время, несхожие обстоятельства, но отношение того и другого к Жданову совершенно очевидно. Гранин особенно выказал свое нутро демагога замечанием о том, что вот, мол, Андрей-то Александрович не сидел со мной в окопах. А что ему там делать? Что он увидел бы из окопа? Он был одним из трех самых ответственных лиц за оборону огромного города, за весь Ленинградский фронт. А наш фронтовик Гранин считает, что таким лицам, генералам, членам Политбюро, самое место рядом с ним в окопе. А кто будет отвечать за город, руководить его трудной жизнью?
Да, член Политбюро Жданов в окопах не сидел, однако…. Во-первых, что такое тыл в городе, который простреливается врагом насквозь, да ещё в иные дни несколько бомбёжек. Во-вторых, командующий артиллерией Ленинградского фронта генерал Н.Н., тоже, Жданов, вспоминал, что член Политбюро неоднократно бывал на артиллерийских наблюдательных пунктах. А в сентябре 1942 года, как рассказывал лейтенант Петр Мельников, командир батареи форта Красная Горка Ораниенбаумского плацдарма, Жданов побывал там с очень дотошным осмотром и дельными советами (с.348-349). Шофер М.Е.Твердохлеб рассказал, что Жданов бывал и на знаменитой Дороге жизни через Ладогу, которую немцы нещадно бомбили (с.349). Рабочий завода "Электросила" А.А.Козлов вспоминал, что в марте 1943 года Жданов посетил его 1025-й полк (с.366). И тоже посещение это было вовсе не бесполезным. Упоминавшийся Н.Н.Жданов вспоминал еще, что 13 января 1944 года, накануне наступления, покончившего с блокадой, А.А.Жданов позвонил ему и сказал: "Хочу завтра быть на вашем наблюдательном пункте" (с.361). И был.
На фоне этих живых эпизодов, конкретных имён гранинская какая-то "артистка Балтийского флота", "шесть расстрелянных поваров" и никому неведомый "корреспондент ТАСС" выглядят, как грошовая спекуляция и беспомощное вранье. Автор книги имел веские основания сказать, что из всех высших руководителей страны (и не только СССР!) Жданов ближе всех и дольше всех пробыл лицом к лицу с войной.
Продолжение следует
«Пятая колонна» из палаты №6
Продолжение. Начало — в №№ 14(1063)-15(1064)
В советское время Д.Гранин не писал о войне. Они с покойным А.Адамовичем составили только одну документальную "Блокадную книгу". Книга ценная, нужная, но в ней говорят главным образом не соавторы, а блокадники Ленинграда. По словам писателя, он был "на переднем крае начиная с 41-го года и часть 42-го". Какую часть? В Интернете можно прочитать, что Гранин служил и в пехоте, и в танковых войсках, и, кажется, в кавалерии. Но вот что писал хорошо знавший этого пехотинца его сослуживец Николай Новоселов: "15 июля (1941 года) наша походная типография вступила в строй… Вычитав корректуру очередной листовки, я получил задание направиться в политотдел дивизии. В политотделе, в лесу, близ деревни Танина Гора, только что закончилось совещание. Среди политработников — двадцатидвухлетний инструктор политотдела Даниил Герман. Ещё совсем недавно мы почти каждый день встречались на Кировском заводе, где молодой инженер Даня Гранин был заместителем секретаря комитета комсомола, выступал с интересными статьями на страницах заводской многотиражки. (Музы вели бой. АПН. М., 1985, с. 252).
На войне, как и до нее, Гранин продолжал шествовать по комсомольской стезе и вскоре стал уже не рядовым инструктором, а помощником начальника политотдела дивизии по комсомолу. В конце 1941-го — секретарь комитета комсомола отдельного артиллерийского батальона (отдельный батальон имел статус полка, где такие должности, видимо, полагались). Весной 1942 года Гранин — заместитель командира по политчасти отдельного ремонтно-восстановительного батальона. Здесь в конце года "За образцовое выполнение заданий командования по ремонту боевой техники" он получил орден Красной Звезды.
Дальше в боевой биографии Гранина происходит нечто весьма неожиданное: в 1943-44 годы он учится сперва в Горьковском танковом училище, а потом — в Ульяновском, тоже танковом училище. И это при том, что человек уже имеет звание капитана, полученное на должности заместителя командира батальона по политчасти. Диво дивное. Может быть, это единственный факт за всю войну. Во всяком случае, я не встречал и не слышал, чтобы капитанов посылали в училища или кто-то за войну окончил два училища. Впрочем, как говорится, чего на войне не бывает. Но, как бы то ни было, надо полагать, что в этих училищах Гранин получил прекрасную подготовку, отменное танковое образование. И что же?
Его направляют не на фронт, а в резерв Главного управления танковых войск. Это, разумеется, в Москве.
В Интернете о нем можно прочитать: "Командир роты тяжелых танков". Да, командир, но эта рота — в военном учебном лагере под Тулой, которая была уже давным-давно далеко от фронта, и куда Гранина направили, видимо, из Главного управления. Оттуда летом 1944 года его, как человека, имеющего инженерное образование, уволили в запас. В этом году на радостях и дочка родилась. Вот такая война: изрядная часть её прошла в Горьком, Ульяновске, Туле и Москве.
Лет тридцать-сорок после войны Гранин не писал о ней. Видимо, считал, что опыта инструктора политотдела, навыка комсомольской работы и даже двойного танкового образования, как и срока пребывания на фронте, маловато, чтобы писать. Конечно, опыт инструктора, ремонтника и слушателя военных училищ не сравнить, допустим, с трехлетним опытом командира батареи Юрия Бондарева. К тому же, тогда были ещё живы многие фронтовики, в том числе — писатели, и одна за одной появлялись их прекрасные книги. И Гранин молчал о своей войне.
Но настали иные времена. Фронтовиков, которые могли бы сказать: "Полно врать-то!" осталось мало, и они уже так состарились, что многим было не до этого. И тут Гранин развернулся… Благо, Господь долголетие дал. Он принялся писать о войне статьи, книги, давал интервью, принимал участие в создании военных фильмов, его приглашали в юбилейные дни на телевидение, в газеты, стал охотно рассуждать о войнах вообще и о художественных произведениях, в той или иной мере посвященных войнам.
Однажды инструктор политотдела поведал: "Правда о войне всегда меняется". Это как понимать? Например, за два века что изменились в правде о войне 1812 года? Считали её Отечественной, освободительной, справедливой, а потом назвали захватнической? Ничего подобного. Я знаю тут только две попытки все перевернуть и внедрить новую правду. Первую совершил Солженицын. В своём несправедливо забытом и выброшенном "Архипелаге" он уверял: "Из-за полесских и ильменских болот Наполеон не нашел Москвы" (Париж, 1973 YMCA-PRESS. Т.1, с.387). Так что, выходит, никакого Бородинского сражения, никакого пожара Москвы, никакой гибели 600-тысячной армии не было и быть не могло. Уперся Наполеон в болота и повернул обратно, в Париж. Ну, это кардинально. Однако кое у кого от такой новации родилась мысль: а не принимали ли посильное участие в написании "Архипелага", как в чубайсовских реформах, допустим, агенты ЦРУ, не шибко грамотные в русской истории? Вот они и впарили в текст это и кое-что другое. Ведь сам-то Солженицын все-таки имел университетское образование. Ну, понимайте всё это уж как хотите.
Второй факт новой правды об этой войне соорудил сам Гранин. Он пишет, что армия Наполеона была армией жутко совестливых, стыдливых, честных людей. И в знаменитом романе "Война и мир" именно такими они и показаны.. "Французы для Толстого,- говорит, — были не только оккупантами, но и людьми, которые страдали, мучились. Толстой относился к французам как к несчастным людям, втянутым в кровопролитие". Когда я прочитал это, то со страниц "Завтра" попросил Гранина назвать у Толстого хоть одного французского оккупанта, который страдал бы и мучился, грабя и убивая русских, а Толстой жалел бедолагу. Заместитель по комсомолу ничего не ответил, не назвал хоть одного завалящего французика из Бордо. Да и не мог — нет таких в великом романе. Из этого пришлось сделать печальный вывод: дожив до девяноста с лишним лет, получив кучу всяких наград и званий, писатель так и не успел прочитать "Войну и мир". А вот другую великую книгу нашей литературы, где тоже много о войне, — "Тихий Дон", оказывается, всё-таки читал. И однажды высказался о ней так: "Как это ни странно(!), мне нравится там описание любви". Дескать, книжечка-то так себе, но вот любовь, как ни странно, удалась автору.
А вот еще один вклад в гранинскую копилку мудростей о войне: "Каждая война рано или поздно становится грязной". Каждая!.. Ну, во-первых, бывали войны, которые не рано или поздно, а с самого начала, даже с замысла, были грязными. Например, то же нашествие Наполеона, как и Гитлера, на нашу родину, нападение Японии на Китай в 1931 году, трехлетняя агрессия США против Кореи, начатая в 1950 году, с 1959 года длившаяся 15 лет война против Вьетнама и другие кровавые бесчинства США против стран аж на другой стороне земного шара от них, в которых им абсолютно нечего было делать, — Югославия, Афганистан, Ирак, Ливия…
Но когда же стала грязной Великая Отечественная война — не с того ли момента, как Гранин в 1944 году демобилизовался? Или он, все-таки, успел поучаствовать в грязной войне? Да почему же тогда сразу не дезертировал, как только она стала грязной?..
Все освободительные войны, отпор и изгнание любого захватчика — это благороднейшее дело. Такими и были наши войны против Наполеона и Гитлера, как и позорное изгнание японцев из Китая и американцев из Кореи и Вьетнама.
Много мыслей у фронтовика Гранина и о Великой Отечественной. Одна из самых излюбленных, которую, он впервые огласил ещё в самодельном фильме о войне, — который смастачила забытая ныне телеведущая С.Сорокина — и твердит до сих пор, такова: "По всем данным, войну с Германией мы должны были проиграть!" По каким таким данным? Молчит… По историческим? Но мы всегда изгоняли захватчиков, один за другим они находили место "среди не чуждых им гробов". По экономическим? Но к 1941 году СССР стал экономически самой могучей страной Европы. По качеству и количеству оружия и военной техники? Но мы имели такое оружие и в таком количестве, что немцы, как ни старались, так до конца войны и не смогли перенять его. Например, "Катюши", танк Т-34, самолёт Ил-2. Со временем не смогли сравняться по количеству. Или уж по населению? Оно у нас в два с лишним раза превосходило население Германии. Наконец, по отсутствию в народе патриотизма? Он как явил себя во всем блеске на Чудском озере, на Куликовом поле и при Бородино, таким и показал себя в свой час и под Москвой, и под Сталинградом, на Курской дуге, и при штурме Берлина.
Был у писателя только один довод, но он постеснялся тогда его высказать. О нем недавно напомнил Юрий Бондарев: "Гранин говорил: советский солдат был плохой солдат" (Правда. 14 марта, 14). Ну, может быть, ещё один — чисто арифметический. Если Германия разбила в Европе дюжину армий и завоевала дюжину стран, то как же она может не разбить ещё одну армию и не покорить ещё одну, 13-ю страну. Чего ей это стоит!
Но Советский Союз вопреки ожиданиям многих инструкторов даже в генеральском и министерском звании победил. Как же это случилось? Он исследовал и установил: "Войну выиграла не армия, а народ!" Час от часу не легче! Разве армия — это не народ, организованный в полки и дивизии? Разве у нас была не своя родная, а наёмная швейцарская армия, которая после первых поражений разбежалась? И тогда народ взялся за топоры, за вилы и погнал громить немцев со всеми их пехотными армиями, танковыми дивизиями, воздушными армадами. Да, да, не смейтесь, он так и заявил однажды: "Я видел, что ленинградцы шли на фронт с косами". Конечно, коса — оружие страшное для безоружного, недаром же с незапамятных времен смерть принято изображать с косой. Но где было в 1941 году взять их хотя бы на батальон в городе? Или наковали? Неизвестно.
И ещё об Отечественной: "У нас, — говорит, — история войны обросла враньём". Это кто же постарался? Кто эти лжецы? Шолохов в романе "Они сражались за родину" и в "Судьбе человека"? Толстой в "Рассказах Ивана Сударева и в "Русском характере"? Тихонов в поэме "Киров с нами"? Фадеев в "Молодой гвардии"? Леонов в пьесах "Нашествие" и "Взятие Великошумска"? Эренбург в пламенной и почти ежедневной публицистике? Твардовский в "Василии Теркине"? Светлов хотя бы в стихотворении "Итальянец"? Вера Инбер в "Пулковском меридиане"? Антокольский в поэме "Сын"? Соболев в "Морской душе"? Корнейчук в пьесе "Фронт"? Симонов в повести "Дни и ночи", в двухтомнике военных дневников и в таких стихах, как эти:
Опять мы отходим, товарищ.
Опять проиграли мы бой.
Кровавое солнце позора
Заходит у нас за спиной…
Или Некрасов "В окопах Сталинграда"? Бондарев в "Горячем снеге" и в "Батальоны просят огня"? Сергей Смирнов в "Брестской крепости"? Константин Воробьев в "Убиты под Москвой" и "Это мы, Господи!", Гудзенко, Павел Шубин или Юрий Белаш в стихах? Вершигора в "Людях с чистой совестью"? Полевой в "Повести о настоящем человеке"? Или Ковпак в "От Путивля до Карпат"? Или Медведев в "Сильные духом"? Или врали Шостакович в Седьмой симфонии, Калатозов в фильме "Летят журавли", Чухрай в "Балладе о солдате"? Или врали художники Корин и Дейнека, Пластов и Кривоногов? Ну, назови хоть одно имячко! Надо же отвечать за свои слова. Некоторые из перечисленных имен и произведений Гранин упоминает в "Блокадной книге" с почтением и уважением. Так это же в Советское время. А теперь — вранье!
И снова: "У нас до сих пор нет истории Великой Отечественной". И вот он один знает правду и откроет её нам. И никто не остановит человека, который просто плохо собой владеет. Мало того, Валентина Матвиенко даёт ему звание "почетного гражданина города". Это Ленинграда-то, города-Героя!.. На самом деле помимо художественных произведений у нас великое множество документальных книг и о войне в целом, и об отдельных сражениях, и о действиях разных родов войск, и о полководцах.. Тут и книга Сталина "О Великой Отечественной войне Советского Союза", и воспоминания самых высокопоставленных военачальников — Жукова, Василевского, Рокоссовского, Конева, Баграмяна, адмирала Кузнецова, Штемеко, Голованова, тут и воспоминания многих командующих армиями, командармов корпусов, дивизий, полков, партизанских отрядов, наконец, знаменитых героев войны, как Александр Покрышкин, и её рядовых участников. Есть и 5-ти, и 6-томная "История Великой Отечественной войны", есть и 12-томная "История Второй мировой войны", есть несколько энциклопедий. Я уж не говорю о "Книгах памяти", о "Книге потерь", о многотомном издании "Русский архив" -"Великая Отечественная", где собраны и приказы наркома обороны, и документы Ставки, включая записи переговоров по прямому проводу, и приказы Верховного Главнокомандующего, и документы командования фронтов, флотов, армий Конечно, некоторые книги не без недостатков. Так если тебе дорога истина, читай, сопоставляй, ищи. Но Гранин и не знает об этих книгах, он их не читал. Они ему неинтересны. Ему важно навязать свой взгляд, свою точку зрения, как мы уже видели, часто невежественную и лживую.
Вот, говорит, книга В.Астафьева "Убиты и прокляты". Он сожалеет, что она "не всколыхнула общественность". Да ведь и не могла всколыхнуть, ибо, как мы уже говорили, этот ротный телефонист был военным невеждой и всегда лгал о войне, но в советской время с тремя плюсами, а в антисоветское — с пятью минусами. Кому это надо? Как верить писаниям о войне человека, который откровенно признается, что вот ещё до войны работал он где-то в вагонном депо и получал 250 рублей в месяц, а потом попал в редакцию и стал получать 600 рублей. Где такие зарплаты были, ума не приложу! Но дело не в этом, а в бесстыдном признании: теперь, при 600 рублях "что от меня ни требовали, я всё писал. Пропади всё пропадом! Я любую информацию напишу — мне за неё пять рублей дадут" (Известия.12 августа 1988).
Как можно верить писаниям о войне человека, который не просто признаётся в своей продажности, а публично хвастается ею, если в другой раз он утверждает, что на фронте "все часто думают: скорее бы меня убили" (Там же). Можно с солдатами, думающими так, победить врага? Можно было с такой армией гнать немцев от Сталинграда до Берлина и взять его? Вспомните хотя бы, что у Толстого думал и чувствовал Николай Ростов в минуту смертельной опасности. — Меня, которого все так любят, могут сейчас убить? Это невозможно! Немыслимо! И т. п.
Так Астафьев откровенничал с критиком Валентином Курбатовым. И тот ни разу не удивился, не переспросил, не сказал писателю: "Виктор Петрович, полно вам наговаривать-то и на себя и на всех фронтовиков!" Нет, критик молча выслушал этот вздор и бесстыдство, все записал и — на газетную полосу.
А критик Большакова А.Ю., почему-то не ставшая в нынешнюю пору академиком, нахваливает Астафьева "за смелость в изображении войны с самой неприглядной стороны". Разумеется, в любой войне, даже в Отечественной, могли быть весьма неприглядные факты и обстоятельства. Ведь на фронт брали не по Кодексу строителя коммунизма, а только по двум пунктам: возраст и здоровье. А у человека в руках оружие. И порой рядом нет никакого начальства. Зачем далеко ходить? Сам Астафьев со смаком рассказал в "Правде", что на фронте развлекался стрельбой по воробьям и "попадал в беднягу за сто шагов". Но однажды "в Польше из карабина врага убил… Котелок у него на спине под ранцем был. Цель заметная. Под него, под котелок я и всадил точнехонько пулю". Чувствуете? — точнёхонько… То есть немец-то, может, уже совсем не молодой, отступал, бежал, и молодой телефонист от нечего делать (воробьев поблизости не было) убил его не в бою, а в спину. И хвастается! Уж куда неприглядней. Я знаю ещё только одного писателя, который так же увлечённо рассказывал, как его герой убивал в спину немцев — это Гранин в "Моем лейтенанте".
Продолжение следует
Рекомендую к прочтению "Как фронтовик фронтовику" газеты "Завтра", повествующий о деятельности "записного ветерана" и пейсателя Даниила Гранина, из которой становится совершенно понятно, почему это из всех ветеранов ВОВ именно этого господина Запад выбрал в качестве "эталонного ветерана", почему именно его приглашают выступать в Бундестаг и встречаться с высокопоставленными особами западной цивилизации, притом, что фронтовые заслуги Д.Гранина более, нежели скромные.
Запустил поиск по одной из фамилий упоминавшейся в материале и нашёл очень интересный отрывок:
Валентин Курбатов: "У Виктора Петровича во всем этом процессе была комическая сторона. Он преображает жизнь и пишет небесную реальность, а у него есть жена Марья Семеновна, которая вроде и умнее его. Первые его читатели-земляки были уверены, что пишет-то именно Марья Семеновна, а Витька только подписывает. Так считали в городе Чусовом. «Это этот-то матерщинник, пьяница, курильщик? И ничего от него не слыхивали, кроме матерщинных слов. Неужели это он все понаписал? Да нет, это Манька… Она образованная, библиотекарем работала…» И все соседи понимали, что Марья Семеновна, конечно, всё написала, а Виктор Петрович подписал. Выпустят книжку бывало, а деньги делят пополам. А потом уже наоборот вышло. Когда Марья Семеновна вступала в Союз писателей, все были уверены, что пишет-то за нее Виктор Петрович, а Марья Семеновна только подписывается. И опять деньги пополам! Таково народное мнение о великих соотечественниках…
И вот Марья Семеновна мало того, что живет с писателем. Она сама по себе тонка, воспитана, прекрасно знает поэзию. Ей, кстати, сейчас без малого восемьдесят девять лет, и она по-прежнему прекрасно помнит и читает любимые стихи… Она жила стихами, она ими спасалась от Виктора Петровича, а от него надо было спасаться. Ведь он был кипящая стихия, жизнь его всего переполняла. Марья Семеновна перепечатывает по тринадцать раз его «Пастуха и пастушку». Она вчитывается, она вслушивается в слово, она делает точные замечания. И потом не выдерживает и однажды пишет свою книжку. Она выпустила ее и принесла Виктору Петровичу. А он в больнице тогда лежал и говорит ей благодушно: «Ну, Маня, когда только успеваешь за мной, дураком, ухаживать с утра до вечера, мои рукописи печатаешь, да еще и сама успела книжку написать. Ну, почитаю, почитаю…»
А больница та через двор была от их дома в Академгородке. О дальнейшем рассказывает Марья Семеновна так: «Вижу, Виктор Петрович идет… И я приготовила улыбку молодой писательницы, которая сейчас должна заслужить определенные похвалы мэтра. Открываю ему робко дверь, а Виктор Петрович как даст мне дверью, я аж отлетела куда-то в сторону. Пролетел в бешенстве мимо меня. В ванной закрылся, вода шумит. Я заискивающим голоском: «Витя, Витя… Белье, полотенчико чистое на ручки двери висит». За дверью — молчок. Отошла и на всякий случай заперлась. Сижу ни жива ни мертва в своей комнатке. И вдруг дверь распахивается и летит моя книжка на пол. Летит вверх тормашками, теряя страницы и обложку. Кричит мне:
— За этот иудин труд ты еще и сребреники получила? Скупить весь тираж и сжечь!
— Витя, там все правда!
Но он уже не слышал. Дверью хлопнул — и штукатурка с потолка повалилась!»
Да ведь точно, всю правду написала Марья Семеновна! Он-то описывал эту же жизнь, ту же самую до звуков, до вдохов, но он писал ее как художник, а она написала хорошо и трогательно правду. И фундаменты всех сочинений Виктора Петровича зашатались… Кто бы сличил два этих сочинения и воскликнул: «А, Витька! Во, оказывается, в жизни как было, а он-то тут нам, извините, впаривает».
На этом семейном примере ярче всего видно, что есть так называемая правда жизни и что есть преображенная правда, небесная правда, которая правдивее, как это ни странно, правды реальной. Она совершеннее, точнее и естественнее и честнее. И вовсе не взревновал жену к писательской славе Виктор Петрович! Его сердце художника было оскорблено. Не то, что она кого-то в своей книге разоблачила или задела. Его оскорбило непонимание. «Ты столько лет живешь рядом со мной, Маня, а не поняла, что к чему…»".
.............
Поэт.
Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,
Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман...
Пушкин, "Герой".
Вот одним этим эпизодом можно очень многое сказать как о писателе Астафьеве, так и о литературном критике. Правда неугодна? Правда слабее вымысла? Вымысел ценнее правды?