[Collapser77]

Сообщение от Михайло Суботич

В Думу внесен закон о независимых прокурорах, они смогут вести дела бывших президентов и премьеров

Армия Воли Народа всё-таки добьётся своего? Интересно, примут не примут в Думе закон?

Думаю, что примут. Только Армия Воли Народа здесь ни при чём. Это готовят механизм для репрессий в отношении элитарных чиновников. А к тому, что такие репрессии необходимы, что они БУДУТ, общественное мнение уже подготавливают (естественно, репрессии будут проводиться "именем народа России"):

Back to Gaidar:

Скрытый текст:

Михаил Делягин


На форуме в Петербурге произведен первый — либеральный — залп президентской кампании 2012 года
Удастся ли остановить предвыборную панику?

Юбилейный, пятнадцатый Петербургский международный экономический форум был окрещен журналистами «предвыборным». Начало этому восприятию положил помощник Медведева Дворкович, который на предшествующей форуму пресс-конференции четко указал: данный форум важнее всех предыдущих, так как должен снять предвыборные опасения инвесторов.

Конечно, винить только эти опасения в том, что экономика в 2011 году перестала реагировать на запредельный рост цен на нефть,— значит сознательно прятать ее пороки. Сыграло свою роль и абсурдное усиление налогового бремени, и вступившие в едва ли не терминальную стадию коррупция и произвол монополий. Однако и эти явления во многом вызваны реакцией государства и экономики на разверзающуюся в 2012 году неопределенность.

Ее макроэкономические последствия впечатляют. Помимо ускорения инфляции и очередного бензинового кризиса, следует отметить неуклонное затухание промышленного роста (с 6,7% в январе до 4,1% в мае) и бегство частного капитала (более 34 млрд долларов за первые пять месяцев по сравнению с 35,3 млрд за весь прошлый год).
Из инвестиционного спада удалось выкарабкаться лишь в апреле, достигнув в мае достойного уровня 7,4%, но реальные доходы населения продолжили рушиться и в том же мае оказались на 7,0% ниже прошлогоднего. Дорогая нефть более неспособна обеспечивать не только рост, но даже и поддержание благосостояния «дорогих россиян», почти десятая часть которых по-прежнему живет натуральным хозяйством.

Рост ВВП в I квартале немного выше прошлогоднего — 4,1% против 3,5%, но это превышение несопоставимо с масштабом удорожания нефти. Главное же, оно лишь подчеркивает гарантированную неспособность экономики при сколь угодно благоприятных внешних условиях дотянуться до рубежа в 5,5%, ниже которого, как показали специальные исследования, сохранение социально-политической стабильности существующей общественной модели в среднесрочной перспективе невозможно. Понимание этого в условиях приближающихся выборов буквально бросает инвесторов в дрожь, наравне с соперничеством двух мощных хозяйственно-бюрократических группировок. Кто бы ни победил, большинство сторонников проигравшего — или назначенных таковыми при заботливой помощи конкурентов — будет «зачищено» с той или иной степенью соблюдения корпоративной этики. Понятно, что это не лучшая перспектива, и президент просто обязан был выступить с успокаивающими заявлениями.

Разумеется, они были и предвыборными: ключевые заявления Медведева направлены на получение поддержки со стороны наиболее влиятельных в сегодняшней России политических сил — крупного бизнеса и элитного чиновничества, образующих в совокупности не только правящий, но и владеющий нашей страной класс.
Приватизация: либеральный консенсус

Расширение приватизации на крупные госкомпании и недвусмысленное намерение снизить участие государства до уровня ниже контрольного пакета во всех нестратегических активах, включая госбанки,— райская музыка для измученных глобальным кризисом международных корпораций и спекулятивных капиталов, испытывающих (в том числе из-за неудержимой эмиссии долларов) острый дефицит привлекательных объектов для вложений.

Иностранный контроль означает принятие решений о судьбе ключевых активов страны — а часто и самой страны — на основании не связанных с ней внешних факторов. Правительство при необходимости может навязать интересы народа собственным бизнесменам, но сделать это с глобальными инвесторами без национально-освободительной войны почти невозможно.

Медведевское «Мой выбор — в российской экономике должно доминировать частное предпринимательство и частные инвесторы» звучит в устах современного бизнеса той же райской музыкой, какой звучали гайдаровские заявления о либерализации цен в ушах фарцовщиков и цеховиков 1991 года.

Важно, что отказ государства от контрольного пакета в российских реалиях обессмысливает его участие в капитале; поэтому указание на нежелание контрольного пакета является эвфемизмом, призванным скрыть намерение вовсе освободить инвесторов от госучастия.
Чем еще, кроме приветственного рева, могут встретить эти слова инвесторы — как явные, так и тайные, которых, вероятно, немало среди коррумпированной части российского чиновничества?

Медведев демонстративно торопится, поручая разработать новый приватизационный план уже к 1 августа, то есть за полтора месяца, и накануне начала избирательной компании в Госдуму. В общественном сознании это поручение подчеркивает административное доминирование президента над премьером не только в силу самого жанра поручения, но и потому, что создателю системы госкорпораций предписываются действия, которые, по распространенному мнению, являются для него противоестественными.

Весь олигархический российский бизнес — и формально частный, и формально государственный — имеет сегодня единые стратегические интересы (ибо государство контролирует свои активы едва ли лучше, чем активы частных олигархов). Квинтэссенция этих интересов — легализация на Западе приобретенного частными олигархами и той собственности, которую надеются вскоре «отщипнуть» для себя многие олигархи государственные.

Инструмент легализации в эпоху заката международного права может быть только один: продажа части собственности глобальным акулам, которые способны постоять за себя и, защищая свою часть собственности, вынуждены будут защищать и ее всю. Именно поэтому «Роснефть» отчаянно добивалась сделки с BP: раз глобальная корпорация в западном понимании не может купить краденое, продажа ей части капитала означает для его владельца приобретение индульгенции.

Медведев, с его репутацией либерала, может себе позволить без политического ущерба — публично и откровенно, в стиле реформаторов начала 90-х годов — пойти навстречу этой мотивации. Его спешка подчеркивает: процесс приватизации должен быть начат до смены президента. Хороший политик играет не с людьми, а со временем, и затягиваемые в новый виток приватизации инвесторы, как бы ни баюкали их заверениями в неизменности курса, поневоле оказываются заложниками его символа — Медведева. Недаром он почти зомбировал аудиторию не свойственными ему терминами «мой выбор» — «не мой выбор». По схожей схеме перед избранием Ельцина в 1996 году организовывались залоговые аукционы: назначая олигархов-миллиардеров, им показывали, что лишь Ельцин сохранит им только что полученные активы.

Расширение приватизации и обещания общей либерализации привлекают на сторону Медведева не только глобальных инвесторов, но и российских «капитанов экономики», включая даже твердых государственников. Подобно советским директорам начала 90-х, они нуждаются во владении хотя бы частью того, чем привыкли распоряжаться, и это объективно делает их не просто сторонниками, но и обслуживающим персоналом либерального клана, даже вопреки их субъективным, личным симпатиям.
Пряник для бюрократа: свобода от плебса

Вторая по влиятельности после глобальных монополий (и во многом обслуживающих их интересы формально российских олигархов) сила в «паханате Россия» — чиновничество.

В строгом соответствии с классическими американскими стандартами предвыборной кампании президент Медведев не забыл и ее.
Бюрократии обещан перенос центра госуправления в специально построенный городспутник Москвы — своего рода «Сколково для чиновников». Это дает последним надежду на качественное улучшение условий жизни и работы. Ведь большинство правительственных зданий сооружены по стандартам 60—70-х годов, и переезд в современные комплексы обещает резкое повышение уровня комфорта на рабочем месте, а поскольку многие наверняка получат квартиры неподалеку от службы, то и в местах проживания.
Помимо выгод от несравнимо лучшей экологии (это не степь, как в Казахстане, и не джунгли, как в Бразилии), нет сомнений, что для компактного места проживания и работы высокопоставленных чиновников будет создана современная социальная инфраструктура, которая не будет подлежать уничтожению в ходе либеральных реформ. Даже если в «Сколково для бюрократов», в отличие от пресловутого «иннограда», будут действовать российские законы и русский язык, УВД, прокуратура и суды уж точно будут свои, в корне отличающиеся не только от российских, но уже и от московских.
Многие чиновники, возможно, вспомнят о начатом перед обострением кризиса проекте по строительству под Москвой «города миллионеров» — с учетом даже официальных состояний многих из них новый «центр управления Россией» логично строить на основе этого, более чем роскошного проекта.

Для остающихся же в Москве чиновников переезд начальства «в «заМКАДье» будет означать не только более просторное размещение и снижение нагрузки на социальные системы, но и такое приятное явление, как ослабление повседневного руководящего контроля.
Важным повышением повседневного комфорта руководителей станет еще большее по сравнению с сегодняшним избавление их от соседства и с управляемым ими «быдлом». И эти чувства будут взаимными: москвичи давно мечтают о переносе столицы ради ослабления пробок и, главное, дорожного террора со стороны как «мигалковых» всех мастей, так и обычных подражающих им чиновных хамов.

Москвичи не думают о том, что сегодня преступники (включая «оборотней в погонах» почти всех цветов радуги) боятся случайно нарваться на родственника начальника, который сможет заставить расследовать преступление и покарать их. При переезде высшей бюрократии в обособленный «центр управления Россией» этот сдерживающий мотив ослабнет, и преступность в Москве возьмет новую высоту. Но это выяснится нескоро, и пока жители столицы относятся к инициативе президента, думается, столь же позитивно, как и те, на кого она ориентирована.

Кстати, после инаугурации следующего президента переезд власти позволит провести ее масштабную «чистку». Никого даже не надо будет специально увольнять: кто-то получит служебные квартиры рядом с офисом, а кому-то предложат ездить из дому. Пара дорожных пробок, пара серьезных опозданий — и до свидания.

С созданием нового «центра управления Россией» связана идея создания особого столичного округа, более близкая, думается, к американскому «округу Колумбия», чем к путинским федеральным округам. Она имеет огромное политическое значение, так как, прирезая Москве вожделенных подмосковных земель и кардинально повышая статус московского мэра, автоматически делает последнего сторонником ее инициатора.

При этом происходит элегантный размен с подмосковной элитой (губернатор не в счет, ему главное — избежать суда, а вот элита остается существенным политическим ресурсом): значимость области повысится просто потому, что она останется одним из двух субъектов нового федерального (да еще и столичного!) округа.
Переход от глобального финансового центра к офисному категории «А»

Обсуждение административных преобразований вокруг Москвы скрыло поистине гениальную подмену понятий, связанную с лозунгом превращения Москвы в международный финансовый центр.
Понятно, что в момент выдвижения этого лозунга имелось в виду скорейшее превращение Москвы в глобальный финансовый перекресток, сопоставимый с Нью-Йорком, Токио, Лондоном, Шанхаем, Дубаем, Гонконгом, Франкфуртом…

Понятно и то, что несовместимость этой идеи с коррупционной сутью государственного устройства была очень быстро (хотя, безусловно, исключительно корректно) разъяснена руководству страны,— если и не добросовестными экспертами, то по крайней мере складывающимися жизненными реалиями. А невыполнимость провозглашенного на государственном уровне лозунга позорит не только непосредственно провозгласившего его, она позорит все государство…

И Медведев, предложив разместить этот центр в освободившихся после переезда органов госуправления офисных зданиях, нашел гениальный выход. Одной фразой он, как волшебной палочкой, превратил международный финансовый центр из качественного (и заведомо недостижимого) состояния страны в простой набор учреждений, которые нужно где-то разместить.

Греф прекрасно сыграл в пас, предложив не разбрасывать эти учреждения по всему центру города, а собрать их в одном месте, и Медведев, подхватив идею, завершил превращение «международного финансового центра» в простой бизнес-центр — вроде Москва-Сити или Центра международной торговли на Краснопресненской.

Следующий шаг к выполнению поставленной задачи очевиден и, думается, близок: торжественное, под фанфары и камеры, выкапывание первой лопаты на месте будущего котлована и урегулирование отношений с подрядчиками, которые, вероятно, уже приплясывают в своих кабинетах от предвкушения баснословных барышей, сопоставимых с другими «стройками коррупционного века».
Гениальная двухходовка Кудрина

Говоря о предвыборном характере XV Петербургского международного экономического форума, несправедливо концентрировать все внимание на президенте Медведеве, игнорируя не менее важные выступления других ключевых фигур либерального клана. Президент сыграл огромную роль в создании нетерпимой атмосферы вокруг «государственного капитализма», естественным образом разряжающейся как требованиями, так и обещаниями приватизации.
Но он, являясь по должности гарантом Конституции (по которой Россия все еще, как это ни парадоксально, остается социальным государством), не мог раскрыть одну из ключевых тем нашего будущего — тему предстоящих социальных реформ.

Их логика проста: для развития бизнеса нужны новые ресурсы.
Доходы от экспорта сырья локализованы в соответствующем — пусть и очень обширном — секторе, который структурирован и существует по установившимся правилам. Для постороннего в нем нет легких денег: за прошедшие почти четверть века реформ все деньги в нем обрели крепких хозяев.

Второй потенциальный источник средств ведения бизнеса — расходы бюджета. Это ведь только наивные специалисты, подсчитывая масштабы увеличения бюджетных расходов на все цели, от лекарств до дорожного строительства, старательно жмурятся, пытаясь избежать сопоставления колоссального роста расходов с более чем скромным результатом.

Бизнесмены, глядя на жизнь широко раскрытыми в поисках прибыли глазами, давно понимают, что обслуживание бюджетных потоков стало колоссальным бизнесом с невероятными оборотами и запредельной прибылью (частным случаем, а отнюдь не изъятием из которой являются пресловутые «откаты»). В результате увеличение бюджетных расходов часто увеличивает не столько финансирование соответствующих бюджетных услуг, сколько бизнеса, присосавшегося к этим расходам (а часто и специально созданного распорядителями средств для подобного паразитирования).

Именно в создании такого бизнеса в качественно новой сфере и заключался смысл комплекса социальных реформ 2000-х годов. Но этот Клондайк также освоен: сколько бы под шум уголовных дел и отставок ни выносили с той или иной делянки очередных павших в конкурентной борьбе, сложившиеся правила от этого не меняются, и цена входа на рынок не снижается.

Между тем суть бизнеса (как и жизни в целом, о чем говорил еще академик Сахаров) — экспансия.

В сложившейся государственной модели нельзя открыть новую страницу политической жизни страны, не открыв нового направления этой экспансии.

И мы видим, что это направление уже открывается — немедленно после инаугурации следующего президента вступит в силу уже принятый закон о бюджетных организациях. Он кардинально повысит степень платности бюджетных услуг и создаст возможности для приватизации бюджетных учреждений (правда, уже не единоличной — директором, а им вкупе с контролирующим его чиновником).
Следом поспеют новые образовательные стандарты, которые, похоже, сделают качественное образование безоговорочно платным. С высшим образованием это случится впервые со сталинских времен, а со средним, начальным и, возможно, детсадовским — просто впервые.
Наконец, тарифы ЖКХ начнут рассчитывать на основе не себестоимости, а желаемой прибыли инвестора. В 2012 году это коснется лишь канализации и холодной воды, а прибыль инвестора будет нормативной, но — не сразу Освенцим строился — важен первый шаг и общая направленность.

Именно последнюю и зафиксировал министр финансов Кудрин на XV Петербургском международном экономическом форуме. Говоря о развитых странах, он указал на необходимость сокращения ими бюджетных расходов на 15—20%. Разумеется, это сокращение не должно коснуться военных и административных расходов или, боже упаси, поддержки бизнеса: по мнению Кудрина, надо пересмотреть «модели социальной поддержки», переориентировав их на средства самих граждан.

Для многих европейских экономик, масштабы социальной поддержки в которых становятся непосильными даже не по бюджетным соображениям, а из-за разрушения трудовой мотивации, это правильно. В ставшей синонимом европейского кризиса Греции пособие по безработице еще недавно превышало зарплату, на которую мог претендовать его получатель. Благополучную Францию несколько лет назад потрясали колоссальные демонстрации молодежи, требовавшей, по сути, права не работать.
Но идея перекладывания социальных расходов на граждан (и, соответственно, снятия их с плеч платящего налоги бизнеса) неприменима к России с ее массовой кромешной бедностью и регрессивным налогообложением оплаты труда. Только у нас чем человек беднее, тем больше он должен платить государству. Между тем Кудрин говорит о порожденных совершенно другими причинами, чем в нашей стране, социальных проблемах развитых стран, похоже, лишь для того, чтобы добавить после указания на необходимость перенесения тяжести социальных расходов с бизнеса на граждан: «Я думаю, мы тоже стоим перед этим». Мы — Россия — стоим перед масштабным сокращением социальных расходов, которые с бюджета будут перекладываться на наши же плечи. Потому что это даст новые ресурсы бизнесу, и он будет активно поддерживать делающего это политика.

Примерно так, как в 1996 году поддерживал Ельцина.

А чтоб он был понятливее, министр финансов Кудрин или его подчиненные разыграли простенькую двухходовку.

Существующий наряду с Резервным фондом Фонд национального благосостояния в свое время был создан специально для финансирования дефицита (после его возникновения) Пенсионного фонда. Это давало выигрыш времени, достаточного для тщательной проработки ситуации и принятия взвешенного и выверенного решения.
Но когда дошло до дела, Фонд национального благосостояния трогать не стали, повысив с 1 января этого года обязательные социальные взносы. В результате совокупное налогообложение оплаты труда обычного сотрудника выросло с и без того запретительных 35,6% до совершенно издевательских 42,6%, а для некоторых категорий малого бизнеса и вовсе вдвое.

Подчеркну: это произошло за счет, по сути, отказа от целевого использования средств Фонда национального благосостояния (составивших на начало года почти 2,7 трлн руб.), что для обычного участника бюджетного процесса чревато если и не возбуждением уголовного дела, то как минимум позорным увольнением с должности.

Но у реформаторов свои отношения с законом и здравым смыслом…

В результате бизнес вздрогнул под непосильным налоговым гнетом и начал, подвывая сквозь стиснутые зубы, отползать в тень. И, не разбираясь в нюансах бюджетного нормотворчества и даже исполнения бюджета (своих забот полон рот), он с радостью будет приветствовать Минфин, когда тот неохотно, со скрипом и под давлением общественного мнения начнет все же снижать налоговое бремя — разумеется, исключительно за счет сокращения социальных расходов.

Потому что нечего всякому населению (чтобы не сказать «быдлу») претендовать на драгоценные средства бюджета (которые пригодятся если и не на обогащение правящего и владеющего Россией класса, то на поддержку американской и европейской экономик), не говоря уже о выполнении Конституции.

Благодаря этой простенькой, но элегантной двухходовке обещание перекладывания значительной части социальных расходов с государства на население делает сторонниками либерального клана (а значит, Медведева) не только глобальных инвесторов, но и почти весь бизнес. «Наезд — отъезд»: старинная, еще брежневских времен, технология рэкетиров. Новое — это надежно забытое старое: чтоб идти наравне с веком, учите историю.
Реванш Медведева обнажил стратегическую суть выборов-2012

На Петербургском экономическом форуме Медведев взял реванш за провальную пресс-конференцию в Сколково. Напомню: перед ней раздувались колоссальные ожидания; ходили слухи, чуть Медведев прямо во время нее, чуть ли не по-ельцински «на броне» подпишет указ об отставке премьера.

Вероятно, пресс-служба администрации хотела согнать туда побольше журналистов, и усилия по их завлечению породили самые феерические слухи.

В результате, когда не случилось не то что отставки Путина, а вообще ничего, пресс-конференция произвела ощущение тягостной пустоты. Медведев оказался дискредитирован. Потом последовал шум вокруг путинского Агентства стратегических инноваций (АСИ) — мастерского хода, как минимум пропагандистского: Путин дождался, чтобы «модернизация» превратилась в ругательство, а Сколково дискредитировало саму идею, и технично перехватил ее. В перспективе региональная сеть АСИ может стать параллельной, причем лично путинской, системой власти.

При этом одновременное указание на то, что этот проект опирается на Путина, и на то, что результаты его проявятся через 6—7 лет, вбивало в головы, что Путин останется у руля как раз на эти 6—7 лет, и наиболее эффективная часть общества, средний бизнес, кровно заинтересована в этом.

Однако ответ Медведева на создание Народного фронта и АСИ был великолепен: завершение чистки МВД. Масштабными заменами в руководстве МВД 11 мая и 11 июня Медведев, похоже, полностью взял его под свой контроль, и действительно продемонстрировал масштабную показательную борьбу — если и не с коррупцией, то во всяком случае с коррупционерами.

И вот на экономическом форуме Медведев окончательно перехватил стратегическую инициативу у Путина, просто заставив забыть его инициативы. Кстати, отставка тверского губернатора Зеленина не только демонстрация силы губернаторам, но и дружеский жест в сторону ФСБ, с региональными структурами которой у Зеленина, похоже, за семь лет так и не сложились отношения.

Однозначно дав понять, что пойдет на президентские выборы при любом развитии событий, Медведев тут же оговорил категорическую неприемлемость выхода на выборы обоих первых лиц. Это понятно: его рейтинги по-прежнему ниже путинских, он, как и в начале своей карьеры, «светит отраженным светом».

Встречный удар Путина, который, назначив съезд «Единой России» на начало сентября, тем самым вынудил Медведева подписывать указ о проведении парламентских выборов в первую треть отведенного на это законом срока, остался почти незамеченным. Впрочем, если Медведев пойдет на скандал, вынуждая переносить съезд более поздним подписанием указа, этот удар обернется против самого Путина.

Высокая эффективность, продемонстрированная Медведевым на форуме, заставляет предположить, что он сумел опереться на какие-то новые — возможно, внешние — интеллектуальные силы, существенно увеличившие его политический ресурс.

Несовместимость российских либералов со здравым смыслом была наглядно продемонстрирована на форуме. Чего стоят хотя бы рассуждения одного из наиболее уважаемых либеральных финансистов Вьюгина о том, что, хотя одним из трех факторов успеха Китая является протекционизм, отказ от него и снижение конкурентоспособности Китая не обернется для него серьезными неприятностями!

А ректор объединенных академий народного хозяйства и госслужбы, бывший политический советник Гайдара Мау, ныне возглавляющий разработку экономической стратегии до 2020 года (в знак уважения к нему Путин даже опробовал термин «мауизм»), сетовал на дефицитность российского бюджета (профицит которого по итогам января — мая составил 1,8% ВВП) и отсутствие у России резервов (только международная часть которых превышает полтриллиона долларов!) Произведенная Медведевым в Санкт-Петербурге, по сути дела, политическая манифестация предельно ясно обнажила стратегическую суть выбора, которую предстоит сделать России в 2012 году: это выбор между попыткой вернуть ее в 90-е и попыткой вернуть ее в 2000-е годы.

При всей бесперспективности этого выбора (в обоих случаях речь идет о движении в прошлое, а не в будущее) неприемлемость столь энергично и красочно обрисованного либерального пути очевидна.

Будем надеяться, что аналогичная манифестация другого кандидата (вероятно, ее стоит ждать в начале сентября, на съезде «Единой России») сможет переформатировать этот выбор и даст нам возможность выбрать не менее мучительное и болезненное прошлое, а будущее, не меньшее зло, а добро и прогресс.
Поговорили...*

«Форум хорош для обсуждения самых острых, самых насущных проблем развития стран». «Мы не строим государственный капитализм. Да, у нас был этап развития после хаоса 1990-х годов, когда мы должны были навести просто элементарный порядок. Однако теперь потенциал этого пути исчерпан. Ориентироваться на размеренный рост — ошибка. За пресловутой стабильностью может скрываться очередной застой… Не мой выбор — ласкающие слух некоторых разговоры о пятилетках…»
ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ, президент Российской Федерации

«Деньги не просто металл. У них есть социальное измерение».
ТАРЬЯ ХАЛОНЕН, президент Финляндии

«Всемирная торговая организация — это достояние всего человечества».
НУРСУЛТАН НАЗАРБАЕВ, президент Казахстана

«Германию можно рассматривать как развитую страну БРИК».
ДЖИМ О’НИЛЛ, председатель совета директоров Goldman Sachs Asset Management

«Всегда хорошо иметь друзей, когда отправляешься куда-то, где все кажется не таким простым».
СТИВЕН ШВАРЦМАН, председатель, главный исполнительный директор и сооснователь Blackstone, председатель совета директоров Blackstone Group Management LLC

«Со стороны российского бизнеса сложилась твердая уверенность в том, что мы абсолютно готовы для повышения интенсивности нашего экономического сотрудничества».
«Задача, которая стоит перед Сколково, собственно говоря, научиться покрывать тот разрыв и научиться трансформировать те знания, которыми мы обладаем, в конкретные продукты, которые так нужны сегодня нашей стране».
ВИКТОР ВЕКСЕЛЬБЕРГ, председатель совета директоров Группы компаний «Ренова», президент Фонда «Сколково»

«Мы видим большую культурную комплиментарность между американцами и русскими, когда мы делаем бизнес. В целом у нас никогда не было никаких проблем: ни культурных, ни экономических, ни политических во время наших инвестиций в США».
АЛЕКСЕЙ МОРДАШОВ, генеральный директор ОАО «Северсталь»

«На самом деле вне зависимости от силы или слабости вашей экономики, от уровня развития демократии в стране Интернет делает жизнь лучше».
ЭРИК ШМИДТ, председатель совета директоров Google

«Я также хотел бы сказать, что «перезагрузка» позволила нам идти вперед, к гораздо более прочным и устойчивым торговым отношениям, торговым и экономическим связям, которые, как мы все понимаем, должны стать основой прочной взаимосвязи и амортизатором, который способен сгладить политические взлеты и падения».
ДЖОН БАЙЕРЛИ, посол США в Российской Федерации

«[БРИК] – это сотрудничество, это синергия между нами всеми. Это приносит нам новую ценность. Это межкультурный проект».
АЛЕКСЕЙ УЛЮКАЕВ, первый заместитель председателя Центрального банка России

«Основная задача российского фонда прямых инвестиций — это привлекать арабские деньги».
КИРИЛЛ ДМИТРИЕВ, генеральный директор УК Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ)

«Существуют все признаки того, что страны извлекли уроки из кризиса, и одним из лучших тому примеров я считаю Россию».
ЯРОСЛАВ ЛИСОВОЛИК, член правления, главный экономист, руководитель аналитического отдела Deutsche Bank Ltd

«Конкуренция [национальных] юрисдикций должна подталкивать национальные власти к тому, чтобы гармонизироваться на основе наиболее либеральных моделей».
АЛЕКСАНДР ШОХИН, президент Российского союза промышленников и предпринимателей

«Мне кажется, что очень важным аспектом приватизации является вопрос о том, а хотят ли иностранные и наши инвесторы, вообще говоря, в этой приватизации участвовать?»
ВЛАДИМИР ЯКУНИН, президент ОАО «РЖД»

«На Кавказе сегодня должны развиваться только те отрасли, которые абсолютно конкурентоспособны не только в России, но и за пределами нашей страны… Это прежде всего туризм».
АЛЕКСАНДР ХЛОПОНИН, полномочный представитель Президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе

* Прямая речь (цитаты из выступлений участников форума)

Mихаил Делягин, директор Института проблем глобализации, д. э.н.

Где твоя страна, Каин?

Скрытый текст:

Михаил Делягин


Почему национальные элиты предают свои народы с легкостью и удовольствием

Элита общества — его часть, участвующая в принятии и реализации важных для него решений или являющаяся примером для массового подражания. Подобно тому как государство является мозгом и руками общества, элита служит его центральной нервной системой, отбирающей побудительные импульсы, заглушающей одни и усиливающей другие, концентрирующей их и передающей соответствующим группам социальных мышц. В долгосрочном плане главным фактором конкурентоспособности общества становятся его мотивация и воля, воплощаемые элитой. Предательство ею национальных интересов фатально: в глобальной конкуренции его можно сравнить лишь с изменой, совершаемой командованием воюющей армии в полном составе.

Строго говоря, этот феномен не нов. Один из ярчайших (и притом относительно недавних) его примеров дала царская охранка, поддерживавшая организованное революционное движение в России ради расширения своего влияния и финансирования. Она ничуть не в меньшей степени, чем японская армия, немецкий генштаб и американские банкиры раздувала революционный костер, вышедший из-под ее контроля и спаливший все тогдашнее общество. Ближе к нашим дням пример действия национальной элиты против своей страны являет Япония конца 80-х — начала 90-х годов. Тогда в мире было два «финансовых пузыря» — в Японии и США, один из них надо было «прокалывать», и именно японская элита приняла решения, приведшие к «проколу» японского, а не американского «пузыря», от чего японская экономика толком не оправилась и по сей день. Причина — не только глубочайшая интеллектуальная зависимость от США, но и глубина проникновения японских капиталов в американскую экономику. Освоив американский рынок, японские корпорации справедливо считали ключевым фактором своего успеха процветание не Японии, а именно США, на рынок которых они работали, получая за это мировую резервную валюту.

Не менее масштабный и шокирующий пример противодействия национальной элиты, находящейся под внешним воздействием, интересам своего общества дала война США и их сателлитов против Югославии. Ее стратегической целью, как и целью всей американской политики на Балканах с 1990 года, представляется подрыв экономики ЕС, стратегического конкурента США, превращение некогда процветающей Югославии в незаживающую рану на теле Европы. В частности, агрессия 1999 года, насколько можно судить, была направлена на подрыв евро как потенциального конкурента доллару.
Тогда европейские лидеры поддержали США, несмотря на резкий протест не только европейской общественности, но и среднего звена их собственных политических структур. Повестка дня для Европы после войны всегда формировалась ими под интеллектуальным влиянием США, и привычка к этому превратила тогдашних руководителей Европы в могильщиков ее стратегических перспектив. Из-за войны евро рухнул почти на четверть и на три с лишним года лишился возможности бросить вызов доллару, а европейская экономика окончательно стала простым дополнением американской.

Это проявилось после 11 сентября 2001 года, когда Европа, спасая доллар, показала, что рассматривает американскую экономику не как конкурента, а как структурообразующего лидера мирового порядка, в котором исчезла сама идея «европейского вызова». В то самое время, когда падение евро оказывается для американцев маленьким конкурентным удовольствием, симметричное падение доллара представляется перепуганным европейцам концом света. Формирование сознания европейской элиты американцами примирило Европу с подобным положением вещей.

Еще более яркий пример предательства национальных интересов — «казус Милошевича»: ключевой причиной парадоксального и катастрофического «непротивления злу насилием», за которое он заплатил собственной жизнью, представляется вероятное размещение материальных активов его окружения в странах-агрессорах и в их валютах. Ответные удары Югославии обесценили бы их.
Перечень подобных примеров можно продолжить. И чем ближе к нынешнему дню, тем их становится больше, тем чаще с ними приходится сталкиваться.

Наша страна с ее скоро уже четвертью века национального предательства всего лишь наиболее ярко выражает пугающую глобальную тенденцию: элиты всего мира, которым народы вверяют свое будущее и самих себя, все чаще продают их, причем не только цинично, но и удивительно дешево.

В свое время Горбачев дал нестерпимо соблазнительный пример того, что сотрудничество с Западом против своей страны обеспечивает личное благополучие и полную безнаказанность. Однако последние годы показали: ситуация изменилась. Лишившиеся власти лидеры — от Пиночета до Милошевича — идут под суд или прямо на тот свет, а сдавшим своего руководителя в теплые руки «мирового сообщества» приближенным вместо всех земных благ публично отрывают головы (как это было с окружением Саддама Хусейна). Но круг представителей элит, убеждаемых этими трагедиями, поразительно узок: помимо китайцев и иранцев, сегодня в него входит разве что окружение Каддафи.

Почему?

Почему элиты незападных стран, как лемминги к краю пропасти, бегут на Запад?

«Офшорная аристократия»: жизнь ради потребления

«Я не столько патриот страны, в которой живу, сколько патриот своего капитала».
Олег Киселев

Самый простой ответ, лежащий на поверхности, — перерождение элит в силу торжества рыночных отношений и, соответственно, рыночных идеалов.

Практический критерий патриотичности элиты прост до примитивизма: размещение ее активов. Вне зависимости от мотивов ее отдельных членов как целое элита обречена действовать в интересах именно собственных активов (материальных или символических — влияния, статуса и репутации в значимых для нее системах, информации и так далее). Если критическая часть этих активов (которую члены элиты не могут позволить себе потерять) контролируется конкурентами этого общества, элита поневоле служит их интересам, становясь коллективным предателем.

Отсюда, в частности, следует обреченность исламского вызова, лидеры которого в отличие от лидеров США, Евросоюза и Китая хранят средства в валютах своих стратегических конкурентов и потому не могут последовательно противодействовать последним.

Отсюда вытекает и ограниченная адекватность натужной риторики о «поднимании с колен» в не упоминаемую позу популярной среди отечественной «офшорной аристократии» в 2000-е годы. Ведь эта часть российского управляющего класса держит на «проклятом Западе» все свои активы, до семей включительно.

Логика представителей «офшорной аристократии» строга и по-своему безупречна: они служат личному потреблению (неважно, материальному или символичному), ощущая Россию как «трофейное пространство», вместе с населением подлежащее переработке в имущество, расположенное в фешенебельных странах, или же в уважение со стороны представителей этих стран.

Солнце для них восходит на Западе, и они молятся этому черному солнцу наживы, уничтожая ради нее свои народы.

…Однако этот ответ при всей его актуальности даже не претендует на глубину. Ведь рыночные отношения развиваются на протяжении столетий; почему же именно сейчас, когда деньги теряют значение, уступая ключевую роль в жизни развитых обществ технологиям, а стратегические решения все более принимают нерыночный характер, почему вдруг именно сейчас рыночные отношения начинают доминировать в сфере ценностей? Почему людей, которые вслед за генералом Торрихосом не хотели входить не то что в собственный замок на Лазурном берегу, но даже в историю, а стремились «лишь» в зону Панамского канала, в массовом порядке сменяют совершенно иные лидеры, рассматривающие свои страны как поживу, а себя в роли наместников оккупационных армий? Что ломает ценности элит?

Конкуренция ценностей

Глобальная конкуренция ведется прежде всего между цивилизациями на основе их ценностей и вытекающего из них образа действия. После поражения и уничтожения советской цивилизации наиболее предпочтительно положение Запада, чей образ действий — финансово-экономический — наиболее универсален. В отличие от идеологической, религиозной или тем более этнической экспансии, финансовая экспансия сама по себе никого не отталкивает a priori, поэтому круг ее потенциальных сторонников наиболее широк. Конечно, ужесточение глобальной конкуренции, лишая многих возможностей успешно участвовать в экономической жизни, решительно сужает этот круг. Именно этим вызваны исламский и отчасти китайский вызовы Западу. Но принципиально ситуация пока не меняется: Запад остается носителем наиболее универсальных и общедоступных ценностей.

В силу своего образа действий проводником финансовой экспансии Запада в цивилизационной конкуренции объективно служит почти всякий участник рынка. Он может ненавидеть США, быть исламским фундаменталистом и даже финансировать террористов, но сам его образ действий объективно превращает его в проводника интересов и ценностей Запада. Граница между сторонником и противником той или иной цивилизации пролегает не по убеждениям, а по образу жизни. Финансист принадлежит незападной цивилизации не когда он дает деньги борцам с Западом, а лишь когда он отказывается от использования финансовых рынков и переходит к образу жизни представителя незападной цивилизации, то есть совершает социальное самоубийство.

Универсальность и комфортность западных ценностей особенно важна при анализе элит погруженных в нее стран. Поскольку с началом глобализации конкуренция ведется прежде всего в сфере формирования сознания, важнейшим фактором конкурентоспособности общества становится то, кто формирует сознание его элиты.

Формирование сознания элиты извне — слегка завуалированная форма внешнего управления. Так как дружба бывает между отдельными людьми и даже народами, а между странами и тем более государствами наблюдается конкуренция, сознание элиты обычно формируется извне стратегическими конкурентами ее общества.

Такое общество утрачивает адекватность (достаточно посмотреть на историю нашей страны с 1987 года): ценности, идеи, приоритеты элиты отвечают интересам его стратегических конкурентов и разрушают общество. Элита, сознание которой сформировано стратегическими конкурентами ее страны, имеет к своей стране то же отношение, что охранник — к заключенным.

Но даже формирование сознания элиты ее собственным обществом не гарантирует ее ориентации на национальные интересы. Ведь члены элиты в силу своего положения располагают большими возможностями, чем рядовые граждане. Глобализация, обостряя конкуренцию, разделяет относительно слабо развитые общества, принося благо их элитам и проблемы — рядовым гражданам. С личной точки зрения, членам элиты таких обществ естественно стремиться к либерализации, дающей им новые возможности, но подрывающей конкурентоспособность их стран и несущей неисчислимые беды их народам. При этом уровень конкуренции, необходимый представителям элиты просто для того, чтобы держать себя «в тонусе», может быть абсолютно непосилен для основной части их обществ.

В слабо развитых обществах традиционная культура, усугубленная косностью бюрократии, отторгает инициативных, энергичных людей, порождая в них обиду. А ведь именно такие люди и образуют элиту! Отправившись «искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок», они воспринимают в качестве образца для подражания развитые страны и пытаются оздоровить свою Родину механическим насаждением их реалий и ценностей. Подобное слепое культуртрегерство разрушительно в случае не только незрелости общества, его неготовности к внедряемым в него ценностям, но и их цивилизационной чуждости для него.

Даже войдя в элиту страны, инициативные люди не могут избавиться от чувства чужеродности, от ощущения своего отличия от большинства сограждан. Это также провоцирует враждебность активных членов элиты к своей Родине. «Умный человек неправ просто потому, что он умный, и поэтому думает не так, как большинство, и, соответственно, отторгается им». Такое отторжение элиты характерно для многих стран.

По мере распространения западных стандартов образования и переориентации части элиты и особенно молодежи незападных стран на западные ценности это противоречие обостряется. Прозападная молодежь и прозападная часть элиты, стремясь к интеграции, к простым человеческим благам, утрачивают собственные цивилизационные (не говоря уже о национальных) ценности и (часто незаметно для себя) начинают служить ценностям своих стратегических конкурентов (в России они служат эффективности фирмы против эффективности общества, то есть конкуренции против справедливости). В результате значительная часть образованного слоя, который является единственным носителем культуры и развития как такового, оказывается потерянной для страны, так как предъявляет ей непосильные для нее требования.

Еще более важно то, что современное образование по самой своей природе включает западные стандарты культуры и представлений о цивилизованности, которые во многом не совместимы с общественной психологией, а во многом — с объективными потребностями развития незападных обществ.

Воспринимая в качестве идеала и своей цели источник этих стандартов (причем во многом существующих лишь в рекламе либо для богатейшей части соответствующих обществ), образованные слои неразвитых обществ начинают если и не прямо служить ему, то, как правило, соотносить с ним все свои действия.

Именно с этого начинается размывание системы ценностей, затем размывающее и общество. Без этого деликатного аспекта цивилизационной конкуренции нельзя понять, почему столь широко распространена активная и сознательная враждебность к собственной стране.

Технологии уничтожают демократию

Важной и обычно забываемой особенностью глобализации является коренное изменение характера деятельности человечества. Технологии, беспрецедентно упростившие коммуникации, превратили в наиболее рентабельный из общедоступных видов бизнеса формирование человеческого сознания — как индивидуального, так и коллективного.

«Наиболее рентабельный из общедоступных» означает «наиболее массовый». Основным видом деятельности бизнеса вот уже скоро поколение является изменение сознания потенциальных потребителей. Забыты времена, когда товар приспосабливали к их вкусу: гораздо рентабельнее оказалось приспособить едока к пище, а не наоборот.

Между тем для формирования сознания общества нет нужды преобразовывать сознание всего населения — достаточно воздействовать лишь на его элиту. Усилия по формированию сознания, концентрируясь на сознании элиты, меняют его быстрее, чем сознание общества в целом, и оно начинает резко отличаться от сознания большинства.

Отрываясь от общества, элита не просто утрачивает эффективность, но и перестает выполнять свои функции, оправдывающие ее существование. Подвергающаяся форсированной перестройке сознания элита мыслит инаково, чем ведомое ею общество, исповедует иные ценности, по-другому воспринимает мир и иначе реагирует на него.

Это уничтожает сам смысл формальной демократии (и, в частности, лишает смысла ее институты), так как идеи и представления, рождаемые обществом (не говоря уже о его мнениях и интересах), уже не диффундируют наверх по социальным капиллярам, не воспринимаются элитой и перестают влиять на развитие общества через изменение ее поведения.

Когда элиты слышали человека

В начале 30-х годов XX века, когда все развитые страны столкнулись с политическим эхом распространения конвейера — соблазном тоталитаризма, письма граждан президенту США стали важным инструментом корректировки экономической политики государства. Ф.Д. Рузвельт добился того, что по многим письмам направлялись представители президента, которые задним числом изменяли условия коммерческих сделок, чрезмерно ухудшавших положение граждан и создававших при широком применении угрозу неприемлемого обострения социальной ситуации.

Классическим примером «эпистолярного жанра» стало и получение в начале войны Сталиным письма от безвестного старшего лейтенанта Флерова, в котором тот извещал всесильного и (как подразумевалось пропагандой) всеведущего «отца народов» об исчезновении из мировых научных журналов статей по ядерной физике. Это письмо не просто дошло до адресата — оно было воспринято им и (разумеется, наряду с другими сигналами подобного рода) стало одной из причин развертывания советской ядерной программы.

В самом начале 1991 года одно-единственное письмо (а точнее, способность и желание элиты воспринимать мнения общества) также повлияло на судьбу страны. Мало кто помнит, что Ельцин, будучи хотя и мятежным, но все же первым секретарем обкома, поначалу опасался стихийного забастовочного движения шахтеров.

Перелом произошел, когда в середине января 1991 года на его имя пришло письмо от обычного рабочего. На полутора листках из ученической тетрадки тот очень внятно разъяснил лидеру демократов, что все, что нужно шахтерам, — это право продавать по свободным ценам 10% угля, и что они поддержат любого политика, который пообещает им это.

Ельцин воспринял эту идею и, оседлав шахтерское движение, превратил его в свой таран против Горбачева.

Сегодня такое развитие событий невозможно. Даже если письмо обычного человека дойдет до окружения лидера, продравшись через сито отдела писем (который докладывает наверх лишь статистику: количество писем и их тематику), руководство, скорее всего, просто не поймет его смысла.

Измененное сознание элиты заставляет ее и руководимое ею общество вкладывать совершенно разный смысл в одни и те же слова и делать разные, порой противоположные выводы из одних и тех же фактов. Современный руководитель может встречаться с ходоками, как Ленин, и даже регулярно ходить в народ, но не чтобы что-то понять или прочувствовать самому, а лишь чтобы улучшить свой имидж и повысить рейтинг — политический аналог рыночной капитализации. Таким образом, в условиях широкого применения управляющими системами технологий формирования сознания элита и общество обладают разными системами ценностей и преследуют не воспринимаемые друг другом цели. Они утрачивают способность к главному — к взаимопониманию. Как писал Дизраэли по иному поводу (о бедных и богатых), в стране возникают «две нации».

Эта утрата взаимного понимания разрушает демократию, подменяя ее хаотической пропагандой и перманентной информационной войной значимых политико-экономических групп. «Мирное время отличается от войны тем, что враги одеты в твою форму».

И общественное сознание не только цель, но и поле боя. Растущее непонимание между обществом и элитой объективно повышает угрозу дестабилизации, а с ним и потребность элиты во внешней помощи, и уже сложилась сила, которая ее с удовольствием оказывает.

Глобальный управляющий класс: новые хозяева

Суть глобализации — упрощение коммуникаций.

Новые коммуникации сплачивают представителей различных управляющих систем (как государственных, так и корпоративных) и обслуживающих их деятелей спецслужб, науки, СМИ и культуры на основе общности личных интересов и образа жизни в качественно новый, не знающий границ космополитичный глобальный управляющий класс. Образующие его люди живут не в странах, а в пятизвездочных отелях и закрытых резиденциях, обеспечивающих минимальный (запредельный для обычных людей) уровень комфорта вне зависимости от страны расположения, а их общие интересы обеспечивают не столько государственные, сколько частные наемные армии.

Новый глобальный класс собственников и управленцев не един, он раздираем внутренними противоречиями и жестокой борьбой, но как целое он монолитно противостоит разделенным государственными границами обществам не только в качестве одновременного владельца и управленца (что является приметой глубокой социальной архаизации), но и в качестве всеобъемлющей структуры.

Этот глобальный господствующий класс не привязан прочно ни к одной стране или социальной группе и не имеет никаких внешних для себя обязательств: у него нет ни избирателей, ни налогоплательщиков, ни мажоритарных акционеров (строго говоря, он является таким акционером сам для себя). В силу самого своего положения «над традиционным миром» он враждебно противостоит не только экономически и политически слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой национально или культурно (и тем более территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой, и в первую очередь традиционной государственности.

Под влиянием формирования этого класса, попадая в его смысловое и силовое поле, государственные управляющие системы перерождаются. Верхи госуправления начинают считать себя частью не своих народов, а глобального управляющего класса: это качественно повышает уровень их жизни; несогласные же уничтожаются или как минимум изолируются.

Соответственно, большинство национальных элит переходит от управления в интересах наций-государств, созданных Вестфальским миром, к управлению этими же нациями в интересах «новых кочевников» — глобальных сетей, объединяющих представителей финансовых, политических и технологических структур и не связывающих себя с тем или иным государством. Естественно, такое управление осуществляется в пренебрежении к интересам обычных обществ, сложившихся в рамках государств, и за счет этих интересов (а порой и за счет их прямого подавления) и, строго говоря, носит характер жестокой эксплуатации.

На наших глазах и с нашим участием мир вступает в новую эпоху, основным содержанием которой становится совместная национально-освободительная борьба обществ, разделенных государственными границами и обычаями, против всеразрушающего господства глобального управляющего класса. Это содержание с новой остротой ставит вопрос о солидарности всех национально ориентированных сил, ибо разница между правыми и левыми, патриотами и интернационалистами, атеистами и верующими не значит ничего перед общей перспективой социальной утилизации, разверзающейся у человечества под ногами из-за агрессии «новых кочевников».

Практически впервые в истории противоречия между патриотами разных стран, в том числе и прямо конкурирующих друг с другом, утрачивают свое значение. Они оказываются ничтожными перед глубиной общих противоречий между силами, стремящимися к благу отдельных обществ, и глобального управляющего класса, равно враждебного любой обособленной от него общности людей. В результате появляется объективная возможность создания еще одного, пятого после существующих Социалистического, троцкистского, либерального и Финансового, как это ни парадоксально звучит, националистического Интернационала, объединенного общим противостоянием глобальному управляющему классу и общим стремлением к сохранению естественного образа жизни, благосостояния, культурного потенциала и прогресса своих народов.

Ведь человечество, каким бы несовершенным и раздробленным оно ни было, не хочет становиться на четвереньки.

Технологический социализм против «железной пяты»

Ахиллесова пята глобального управляющего класса — в службе глобальным монополиям, которые, как и все монополии, стремятся заблокировать технологический прогресс ради увековечивания своего доминирующего положения. Этот путь ведет к архаизации общественных отношений, заталкивает мир в новое Средневековье, новые Темные века.

Выходом из кажущегося исторического тупика, действенным лекарством от архаизации должно стать развитие технологий, объективно взрывающих монополизм, в том числе и глобальный.
Подобно тому, как современный человек дважды в день чистит зубы не потому, что боится кариеса, а потому, что так принято, точно так же этот же самый современный (и завтрашний) человек должен стремиться к технологическому прогрессу. Он должен жертвовать ему свои деньги подобно тому, как в приведенном примере он жертвует общественным приличиям свое время, как правило, не задумываясь о потребностях его собственного здоровья.

Человечество приближается к коренному изменению мотивации своей деятельности.

Заменой узкорыночного стремления к голой прибыли, автоматически рождающего монополизм, постепенно становится объемлющее, включающее его стремление к новым технологиям, делающим жизнь не только более богатой и благополучной, но и более разнообразной и интересной. Упование на технологии против всесилия порождающего монополизм рынка, при всей наивности такого упования (как и любой, во все времена надежды на лучшее будущее), представляется перспективным. По сути дела, это новая, современная форма социалистической идеи, преображающейся из традиционной социал-демократической, свойственной индустриальной эпохе, в идею технологического социализма.

Сегодняшняя форма общественного развития — это борьба стремления к прибыли и стремления к технологиям, это борьба глобального монополизма и ломающего его технологического прогресса, это борьба глубинной тяги к архаизации и жажды возобновления комплексного, всеобъемлющего развития человечества.

Эта борьба двух тенденций вновь, как в годы великих войн, превращает лаборатории и кабинеты ученых в передовой край борьбы человечества за свое будущее. Только если раньше речь шла о выживании и прогрессе лишь отдельных народов и их групп, то теперь — всего человечества без исключения.

фото: СЕРГЕЙ ДЕРГАЧЕВ

P.S. В нынешнем составе Думы - точно НЕ примут. Сейчас это пока только пЕар. А в следующем - силами Народного Фронта - возможно.