[Кирилл56]

Ещё один отрывочек из книги “Ленин, Сталин. Технология невозможного” Елены Прудниковой, глава 6 “социология декаданса”:

Скрытый текст:

“... Начиная с петровских времен церковь стала выходить из моды – в первую очередь, конечно, в «верхах». Зато в моду стремительно вошло просвещение. Велено было считать, что свет идет к нам с Запада, и общество послушно считало. Правда, суть этого просвещения как-то не улавливается – почему-то не приходит на ум ничего, кроме припудренной и причесанной языческой мифологии, голых баб на картинах, кофию, париков и декольте. Право, стоило за таким добром мотаться в Европу! Но – царь велел!
Хуже пришлось, когда с Запада в те же радостно отверстые рты русского общества полетели идеи. Россия импортировала не только платье и галантерею, но еще «общественную мысль» и философию. «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», и каждый уважающий себя образованный русский человек непременно должен был отметиться в обществе с философской книжкой в руке и уметь поддержать соответствующую беседу. Причем книжки были сперва немецкие – это еще полбеды! А потом пришла и кругом беда – у нас появились свои доморощенные философы и обществоведы. <…> Совершенно замечательно о причинах сего странного казуса поведал русский публицист Иван Солоневич в своей книге «Народная монархия», где поизгалялся над российским «просвещансом» зло и метко, полностью определив ту силу, которая – черт, ведь три раза за сто лет! – ставила страну на грань уничтожения.
«Наша гуманитарная наука с упорством истинного маниака пихала нас на западноевропейские пути... Та методика общественных наук, которая родилась на Западе, была и там «богословской схоластикой и больше ничем». Она выработала ряд понятий и терминов, в сущности мало отвечавших даже и европейской действительности. Наши историки и прочие кое-как, с грехом пополам, перевели все это на русский язык, и получились совершеннейшие сапоги всмятку. Русскую кое-как читающую публику столетия подряд натаскивали на ненависть к явлениям, которых у нас вовсе не было и к борьбе за идеалы, с которыми нам вовсе нечего было делать. Был издан ряд «путеводителей в невыразимо прекрасное будущее», в котором всякий реальный ухаб был прикрыт идеалом и всякий призрачный идеал был объявлен путеводной звездой. Одними и теми же словами были названы совершенно различные явления. Было названо «прогрессом» то, что на практике было совершеннейшей реакцией, – например, реформы Петра, и было названо «реакцией» то, что гарантировало нам реальный прогресс – например, монархия... Была «научно» установлена полная несовместимость «монархии» с «самоуправлением» «абсолютизма» с «политической активностью масс», «самодержавия» со «свободой» религии, с демократией и прочее и прочее – до бесконечности полных собраний сочинений. Говоря несколько схематично, русскую научно почитывавшую публику науськивали на «врагов народа» – которые на практике были его единственными друзьями и волокли на приветственные манифестации по адресу друзей, которые оказались...» <....> В самом деле, как поступала наша великая русская философская мысль? В Европе зрели какие-то совершенно умозрительные теории, у нас их переводили на русский язык и искали соответствия в нашей действительности. Это было примерно столь же обоснованно, как искать симптомы родильной горячки у перепившего лесоруба – но ведь находили же, и даже пытались лечить!
«Русская гуманитарная наука оказачась аптекой, где все наклейки были перепутаны. И наши ученые аптекари снабжали нас микстурами, в которых вместо аспирина оказался стрихнин... Русская «наука» брала очень неясные европейские этикетки, безграмотно переводила их на смесь французского с нижегородским – и получался «круг понятий, не соответствовавших ни иностранной, ни русской действительности» – не соответствовавших, следовательно, никакой действительности в мире, круг болотных огоньков, зовущих нас в трясину.
Истинно потрясающие пророчества русских ученых отчасти объясняются полной путаницей их «научных понятий». Отчасти объясняются и другим: хроническим расстройством умственной деятельности, возникшим в результате векового питания плохо пережеванными цитатами... Эти люди никогда ничего не понимали, не понимают сейчас и никогда ничего понимать не будут. Но именно они учили нас. И призывали, и науськивали, и разъясняли, и пророчествовали» ... и было это в XIX веке, и в десятые годы ХХ-го, и в шестидесятые, и в восьмидесятые, и в девяностые… <…>
Все это богословие зазубривалось, хуже того – изучалось, а поскольку было очень неудобно для понимания, то изучалось оно методом поисков черной кошки в темной комнате. Вместо кошки наловили кучу глюков. В результате к началу XX века в умах образованного общества сформировалась идеология, с которой было вообще непонятно, что делать, ибо равно бесполезно строить к воздушным замкам лестницы и стрелять в них из пушек. Одной из роковых бед России являлось то, что в стране существовал целый многочисленный слой фанатиков воздушных замков, рвавшихся претворить свои идеи в реальное дело. Я не про большевиков говорю, нет! Они-то как раз оказались абсолютными прагматиками, к великому счастью державы...
Причем не только конституционные теории, но даже и революция была по преимуществу дворянской забавой. И опять слово Солоневичу:
«Наш правящий и образованный слой, при Петре Первом оторвавшись от народа, через сто лет такого отрыва окончательно потерял способность понимать что бы то ни было в России. И не приобрел особенно много способностей понимать что бы то ни было в Европе. И как только монархия кое-как восстановилась и первый законный русский царь – Павел Первый – попытался поставить задачу борьбы с крепостным правом, русский правящий слой раскололся на две части: революцию и бюрократию. На дворянина с бомбой и дворянина с розгой... Дворянство розги опиралось на немецких управляющих, дворянство бомбы – на немецких Гегелей».
Много ли мы найдем в среде революционных радикалов подлинных людей из народа? Да по пальцам пересчитать! Абсолютное большинство – дворяне, буржуазия и разночинцы. Те же сословия делали погоду и в правительстве, и в буржуазных партиях – да везде! Верхушка Российской империи раскололась, и ее обломки вступили между собой в смертельную схватку”.

Всё это, сказанное выше в книге Прудниковой, можно сказать и про принятие христианства Русью. Абсолютно аналогичный процесс с таким же результатом – сначала княжеские междоусобицы, потом нашествие кучки “татаромонголов” на Русь. Ничего не поменялось: как в конце X века наша элита увлеклась византийским христианством и притащила его на Русь с всеми его изощрёнными и непонимаемыми церковными догматами (“троица”; вино и хлеб, как кровь и тело Христовы) и богословием в целом, так и в XVIII веке наша элита обратила внимание, что там, на Западе снова созрели какие-то новенькие философско-социологические теории – и давай их опять сюда, в Россию тащить и “изучать”. Естественно, что к моменту увлечения элитой новомодными философско-социологическими теориями народу уже “забили” головы греческим христианством, в т.ч. и отсюда Солоневич и жалуется, что “наш правящий и образованный слой, при Петре Первом оторвавшись от народа, через сто лет такого отрыва окончательно потерял способность понимать что бы то ни было в России…”. Уверен, что абсолютно та же оторванность и потеря способности понимать были и при принятии христианства нашим правящим слоем, что вылилось в междоусобицы князей и нашествии кучки “татаро-монголов”. Одним словом, наша образованная общественность своих мыслей не имела, только брала “мудрость” с Запада - была в массе концептуально безвластна.