Перевозивший сырую нефть поезд сошел с рельсов в понедельник 16 февраля в Западной Вирджинии, США, сообщает Associated Press.
В результате аварии несколько вагонов и как минимум одна цистерна с нефтью упали в реку Канова. Две цистерны взорвались, из-за чего в расположенной неподалеку деревне загорелся дом.
В результате огнем были охвачены не менее 44 цистерн. Район аварии был оцеплен в радиусе 2 км, ближайшую деревню Адена эвакуировали. По предварительной информации, часть нефти могли вылиться в реку.
Швейцарский историк о США.
То, что он говорит не так уж интересно, но интересно что в головах у тех европейцев, кто сегодня смотрит критически на США, роль Запада в мире и т.д.
[ame]http://youtu.be/5Cvi6m7RWlQ[/ame]
Видеокадры гибели "башен-близнецов" без цензуры
15.02.2015 | Источник: Правда.Ру
Американские СМИ внезапно опубликовали редкие кадры с событий 11 сентября 2001 года. Суть этого ролика в том, что он представлен без цензуры.
Эта версия видео снята выжившим очевидцем происходящего, фиксирующего крушение всех трех зданий из-за реки Гудзон. Оно не снабжено политической подоплекой, не содержит редактирования в угоду чьим-либо интересам.
Данный ролик ранее не транслировали никакие новостные телеканалы.
Видеокадры гибели "башен-близнецов" без цензуры
15.02.2015 | Источник: Правда.Ру
Американские СМИ внезапно опубликовали редкие кадры с событий 11 сентября 2001 года. Суть этого ролика в том, что он представлен без цензуры.
Эта версия видео снята выжившим очевидцем происходящего, фиксирующего крушение всех трех зданий из-за реки Гудзон. Оно не снабжено политической подоплекой, не содержит редактирования в угоду чьим-либо интересам.
Данный ролик ранее не транслировали никакие новостные телеканалы.
( При публикации в других изданиях гиперссылка на Newscom.md обязательна.
Статья опубликована в Veterans Today. «Ветераны Сегодня» - издание бывших сотрудников американского госдепа, ветеранов разведки и спецслужб.
Автор, редактор Kevin Barrett Кевин Барретт. Доктор Кевин Барретт, арабист-исламовед, один из самых известных в США критиков "войны с террором").
Как сообщал Гордон Дафф ( Гл. редактор издания «Ветераны Сегодня») здесь, во вторник - и как обсуждалось сегодня в выпуске False Flag Weekly News ( ссылка на сюжет здесь) - Президент России Владимир Путин готовит выпуск российских спутниковых фотографий и других данных, свидетельствующих, что трагедия «9/11» была операцией «под ложным флагом» предательских элементов американских сил национальной безопасности.
Оригинальный сюжет о существовании угрозы Путина был опубликован изданием «Правда» 7 февраля 2015 г. Как отмечает Гордон Дафф, история была подтверждена надежным источником, который на самом деле видел некоторые фотографии во время визита в Москву. Источники VT настаивают, что это не просто выстрел по «носовой части» правительства США. Путин, как говорят эти источники, действительно планирует выпустить материалы по «9/11».
Эти исторические фотографии, как ожидается, продемонстрируют:
-Что ни один из пассажирских самолетов, якобы, используемых в качестве оружия во время 9/11, не разбился на самом деле, как нам утверждалось; и:
- То, что снос Всемирного торгового центра был проведен с использованием высокоточного энергетического оружия.
"Дерьмо попало в вентилятор!" - Так отреагировал один очень знающий источник на эту новость для VT.
Тайное досье России о «9/11» находилось в резерве до дня, когда россияне не почувствуют угрозу своим жизненно важным интересам - таким, как их выживание в качестве свободного и независимого государства. Этот день, по-видимому, наконец-то, наступил, или настолько приблизился, что команда о грядущем запуске "бомбы правды" была отдана.
Российские спутниковые фотографии и другие доказательства в настоящее время играют такую же стратегическую роль, как и ядерное оружие. Однако это, прежде всего, сдерживающий фактор - последний оплот в арсенале средств сдерживания и способов отговорить врага зайти слишком далеко.
Но в отличие от ядерного оружия, "бомба правды" никого не убьет; и ее использование против США коснется главным образом тех, кто был вовлечен в подготовку трагедии «9/11», из американских структур власти. И вторая цель - оказать помощь тем, кто непричастен к злодеянию, чтобы они смогли восстановить контроль над государством и уберечь корабль американского государства от столкновения с айсбергом. Рассматривая риски ( бомба правды «9/11» может косвенно задеть и Израиль) и, следовательно реакцию от не склонных к риску элит, Путин, видимо, решил, что выгоды перевешивают потенциальные издержки этого шага.
Если и когда русские наконец решат выпустить свое досье по «9/11», катаклизм, который наступит, станет вехой и сигналом о новом тренде в современной войне и геостратегии: использование «Правды» как оружия. В то время как ложь использовалась в качестве оружия с незапамятных времен, в виде пропаганды, дезинформации, ложных сигналов, и так далее, Правде редко удавалось нанести ответный удар.
Чтобы понять, чем может обернуться правда о 9/11, давайте рассмотрим последние несколько десятилетий истории.
С 1990-х годов, неоконсерваторы (и даже некоторые реалисты, такие как Збигнев Бжезинский, который с тех пор раскаялся, потому что его взгляды были использованы для оправдания 9/11) полагают, новый «Перл-Харбор» принесет неоценимую пользу американской геостратегии. Согласно их анализу, отлично выраженному Бжезинским в его книге «Великая шахматная доска» (1997), США были "слишком большими демократами дома, чтобы стать автократами за рубежом." В «Великой шахматной доске», Бжезинский заявил, что США будут все чаще испытывать трудность "в создании консенсуса по внешнеполитическим вопросам, за исключением обстоятельств действительно массовой и широко воспринимаемой прямой внешней угрозы". Он зловеще отметил:"общество поддержало участие Америки во Второй мировой войне, в основном, из-за эффекта шока от нападения японцев на Перл-Харбор".
Очевидное решение: нужен «новый Перл-Харбор», чтобы убедить американский народ в существовании сильной внешней угрозы. К такому выводу пришли неоконсерваторы, со своими израильскими друзьями, которые были рады сделать одолжение. Результатом было « 9/11»: событие, которое должно было позволить начаться "Новому американскому веку".
Но «новый Перл-Харбор» имел неприятные последствия, по нескольким причинам.
Во-первых, "прямая внешняя угроза", якобы арабский и мусульманский экстремизм, была поддельной. Арабский и мусульманский мир, с его огромными энергетическими запасами и потенциалом экономического роста, должны были стать союзником США, а не врагом. И религиозный элемент в арабо-мусульманской цивилизации особенно способствовал дружбе с США, так как США, как и исламские государства, относятся к числу последних монотеистических культур на земле. Это было бы в стратегических интересах США быть сильным союзником в мусульманском мире против единой европейской секуляризации, России и Китая после коммунизма, и индуистского экстремизма. Сделка могла бы быть примерно такой: Америка защищает подлинную независимость, в том числе религиозные ценности, достоинство и автономии их коллег монотеистов; а в ответ получает «слово» (хотя и не полный контроль) в области ценообразования и нефтяной политики.
Но благодаря событию под чужим флагом, которое обернуло США против ислама и мусульман, Америка выбрала совершенно неверного врага. Хотя Израиль выиграл сильно от войны США против ислама, Америка начала рыть себе могилу, тратя свои ресурсы, даже такие как здравомыслие, на борьбу с призраком.
Во-вторых, вместо того, чтобы объединить американцев вокруг их лидеров во имя «праведного боя» против врагов нации, 9/11 значительно усугубили раздробленность и недоверие к руководству, что сделало трудным для США вести внешнюю политику. Опросы показывают, что 36% американцев (более 100 миллионов человек) считают, 9/11 был внутренней работой, в то время как колоссальные 84% или около того не верят, что они получают всю правду о «9/11» от своего правительства. Доверие к правительству находится на рекордно низком уровне, и отвратительное чувство того, что тебе лгали в значительной степени ответственно за неспособность армии США выиграть войну - и стремительная волна самоубийств в войсках и среди ветеранов оказалась намного смертоноснее, чем любая вражеская армия.
Так 9/11, неоконсервативный «новый Перл-Харбор», подорвал силы Америки, а не укрепил их. Атака под ложным флагом на Нью-Йорк и Вашингтон сделала США моральным и материальным банкротом, оставила без действующей Конституции, дефрагментировала общество во всех мыслимых отношениях. Стране теперь не хватает внутренней и международной легитимности, и она уже не в том положении, чтобы быть даже первой среди равных, опустилась до статуса самозваной «единственной сверхдержавы».
Неоконсерваторы, чьим главным приоритетом всегда был Израиль, в панике. Их единственная надежда двигаться вперед, вовлекаясь в постоянно идущие большие войны. Вот почему Нетаньяху так отчаянно лоббирует войну с Ираном, которая может разжечь на Ближнем Востоке, и, возможно, во всем мире, огонь войны. И именно поэтому такие неоконсерваторы, как Виктория Нуланд толкают нас к войне с Россией, которая, по всей вероятности, будет ядерной.
Третья мировая война является последней отчаянной надеждой для неоконсерваторов и их союзников в Ликуд. Такая война приведет к введению военного положения, включит механизм подавления (или, по крайней мере, продолжит запутывание) истины о 9/11, и убережет неоконсерваторов от суда за государственную измену, а Израиль от демонтажа.
Хотя Путин решил не использовать в игре свой «туз в рукаве», карту правды о 9/11, пока он не будет совсем убежденным, что, возможно, момент истины, наконец, наступил, но это произойдет, когда ему будет абсолютно ясно, что США никогда не отступят от своей попытки превратить Украину во враждебную базу НАТО; что экономическая война с Россией достигла точки невозврата; что неоконсервативный "полет вперед" в Третью мировую войну неизбежен...
... В тот момент, не раньше и не позже, Путин выложит свою карту правды о «9/11» на стол, и пусть фишки падают, как придется.
Если он разыграет ее слишком рано, это принесет ему ненужные риски.
Но если он прождет слишком долго, шаг утратит свою силу и не окажет воздействие. (После того, как третья мировая война наступит, истина о 9/11 от российского правительства будут воспринята в качестве пропаганды, и цензура во время военного положения, превратят «бомбу правды» в безнадежное занятие).
Я считаю, что момент истины поблизости. Стратегически, Путин должен разыграть свою «карту правды 9/11» именно сейчас.
Статья из издания «Правда», которая подтверждается нашими внутренними источниками, предполагает, что карта, вероятно, скоро будет пущена в ход.
Звучит странно, но сведения точные, насколько вообще они могут быть точными на этом этапе. Уже третьи сутки на территории штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния, продолжается ещё невиданная в истории человечества драма.
Суть происходящего пока не известна даже участвующим в обеспечении мероприятия полицейским. От президента США, насколько мне известно, ЧП также скрывается.
По порядку. На территории, превышающей по площади квадратный километр, Разведывательного центра им. Джорджа Буша, расположено много секретных объектов. В том числе сверхсекретные лаборатории. В одной из них был изготовлен относительно компактный термоядерный заряд мощностью в несколько мегатонн.
Двое специальных агентов ЦРУ арабского происхождения получили приказ возглавить группу, которая доставит его в Ирак и подготовит к боевому применению, предположительно против ИГИЛ. Были тщательно продуманы меры дезинформационного прикрытия, снимающие ответственность с США.
В результате взрыва организация «Исламское Государство» должна быть уничтожена. Вместе с ней пострадала бы значительная часть Ирака, а также союзницы США по НАТО Турции. Иран, Сирия и Иордания также пострадали бы. Дальше – как карта ляжет. Точнее, куда ветер подует.
Подобная идея могла прийти в голову только психопатам. Ситуация окончательно вышла из-под контроля, когда получившие приказ агенты отказались его выполнить. Неизвестно, что произошло между ними и их руководителями и коллегами, но некоторые из них погибли.
Агенты забаррикадировались в особо защищённом помещении вместе с зарядом и угрожают привести его в действие. Устройство не армейское, предназначено для ЦРУ, и два агента, о которых идёт речь, обучены его боевому применению.
Входы и въезды в штаб-квартиру ЦРУ перекрыты и перетянуты жёлтой полицейской лентой. Поблизости дежурят несколько патрульных машин полиции. На данном этапе полицейские поставлены в известность о криминальном инциденте, в результате которого имеются убитые и захвачены заложники, но переговорщиком назначен психолог ЦРУ, и ситуация «под контролем». О термоядерной угрозе не сообщается, население не эвакуируется.
В случае приведения угрозы в исполнение будут уничтожены несколько городов, Восточного побережья США, включая Филадельфию и Вашингтон. Меры по обеспечению безопасности населения и администрации не принимаются ради сохранения тайны внутри ЦРУ.
Меня читают в американском посольстве. Сотрудникам известно, что публикуемая мной информация обычно соответствует действительности. Обращаюсь к сотрудникам ФБР и Министерства внутренней безопасности США: не слушайте коллег из ЦРУ, стремящихся прикрыть свои задницы. Делайте, что велит вам долг: спасайте людей. Возьмите на себя смелость доложить президенту.
Буду сообщать о развитии событий.
Манипулятивные техники.
Новости в США теперь читают под тихую музыку. Подобные приемы создания у аудитории нужных настроений были отработаны в Германии в период второй мировой войны и незадолго до ее начала. В частности, в радиопередачах использовались приемы звукового воздействия, искусственно усиливающего агрессивные переживания. Все речи А. Гитлера сопровождались музыкой из опер Вагнера, оказывающей гнетущее впечатление на слушателей: тяжелая, сложная, она создавала ощущение надвигающейся нацистской военной машины, способной раздавить человека, и носила угрожающий характер
[ame]http://www.youtube.com/watch?v=y5_5WsbIYjQ[/ame]
Противоречивые экономические данные тешат надежду «медведей» на скорую смену тренда. Бывший глава Федеральной резервной системы Алан Гринспен в интервью телеканалу CNBC предупредил, что экономика США находится в крайне шатком положении.
В отличие от нынешней главы ФРС Джанет Йеллен Гринспен считает, что экономический рост в США, сопровождаемый сокращением рынка труда, рано или поздно приведет к скачку инфляции.
«На данном этапе мы столкнемся с усиливающимся давлением на денежных рынках и инфляцией раньше, чем большинство из нас ожидало», — отмечает Гринспен.
Его также беспокоит резкое снижение долгосрочных капиталовложений, что угрожает процессу восстановления. По его словам, основной капитал растет гораздо медленнее, нежели предполагалось, что в свою очередь говорит о трудностях на пути к повышению производительности.
«Почти все проблемы из-за отсутствия долгосрочных капиталовложений. Никто не хочет вкладывать в долгосрочной перспективе, потому что никто не знает, что произойдет», — сказал бывший глава ФРС.
В то же время Гринспен отмечает, что фондовый рынок восстанавливается гораздо быстрее экономики США и столкновения с реальностью не избежать.
«Фондовый рынок восстановился так резко и на столь длительный срок, что можно предположить — в какой-то момент начнется значительная коррекция. Когда это случится, я не знаю», — заявил Гринспен.
Он считает, что в ближайшем будущем американская экономика столкнется с серией банкротств в финансовом секторе, так как такие кризисы, как нынешние, повторяются лишь раз в сто лет и бывают довольно тяжелыми. И сейчас надо не удивляться тому, что экономический рост замедлился, а радоваться, что он вообще есть. При этом правительство должно помогать частным банкам, но не ограничивать свободу рынков.
Закончится кризис, по мнению Гринспена, только тогда, когда в США стабилизируются цены на недвижимость. Однако США могут потерять свое основное преимущество — доллар.
«Во всем мире доллар пользуется особым уважением. Это главный источник ценности. Если мы пойдем дальше по финансовому пути, на котором находимся сейчас, возможно, мы не сможем продолжать в том же духе», — резюмировал Гринспен.
05/03/2015
Мир начал меняться еще в 2008-м, когда Россия вторглась в Грузию и грянул финансовый кризис. С тех пор стали очевидны три закономерности. Во-первых, ЕС вошел в кризис, который не способен разрешить, и интенсивность которого продолжает усиливаться. Мы считаем, что Европейский Союз никогда больше не вернется к прежнему единству, и что если он уцелеет, то в следующее десятилетие будет существовать в более ограниченной и раздробленной форме. Мы не считаем, что зона свободной торговли сохранится в прежнем виде, без роста протекционизма. Мы ожидаем тяжелых экономических проблем в Германии, и, как следствие, увеличения роли Польши в регионе.
Нынешний конфликт с Россией за Украину будет оставаться в центре международной системы в ближайшие несколько лет, но мы не думаем, что Российская Федерация способна просуществовать в своем нынешнем виде еще десять лет. Подавляющая зависимость от экспорта углеводородов и непредсказуемость цен на нефть не позволяют Москве поддерживать государственные институты на всей обширной территории Российской Федерации. Мы ожидаем заметного ослабления власти Москвы, что приведет к формальному и неформальному раздроблению России. Безопасность российского ядерного арсенала будет все более важной проблемой по мере того, как этот процесс начнет ускоряться к концу десятилетия.
Мы вступили в эпоху упадка национальных государств, созданных Европой в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Власть во многих из этих стран больше не принадлежит государству и перешла к вооруженным партиям, которые не способны выиграть друг у друга. Это привело к напряженной внутренней борьбе. США готовы участвовать в таких конфликтах при помощи авиации и ограниченного вмешательства на земле, но не могут и не хотят обеспечивать их прочное разрешение. Турция, чью южную границу эти войны делают уязвимой, будет медленно втягиваться в конфликт. К концу десятилетия Турция превратится в крупную региональную державу, и в результате усилится соревнование между Турцией и Ираном.
Китай перестал быть страной быстрого роста и низких зарплат и вошел в новую фазу, которая станет новой нормой. Эта фаза предполагает гораздо более медленный рост и все более жесткую диктатуру, сдерживающую разнонаправленные силы, порождаемые медленным ростом. Китай продолжит быть крупной экономической силой, но перестанет быть двигателем глобального роста. Эта роль перейдет к группе разрозненных стран, которые мы определяем термином «16 Пост-Китайских Стран»: большая часть Юго-Восточной Азии, Восточная Африка и части Латинской Америки. Кроме того, Китай не будет источником военной агрессии. Основным претендентом на господство в Восточной Азии остается Япония, благодаря одновременно географии и огромной потребности японской экономики в импорте.
Соединенные Штаты продолжат быть крупной экономической, политической и военной силой, но их вмешательство будет менее активным, чем раньше. Низкий уровень экспорта, растущая энергетическая независимость и опыт прошедших десяти лет приведут к более осторожному отношению к экономическому и военному вмешательству в дела планеты. Американцы наглядно увидели, что происходит с активными экспортерами, когда покупатели не могу или не хотят покупать их продукты. США осознают, что Северной Америки достаточно для процветания, при условии избирательных вмешательств в других частях света. Крупные стратегические угрозы Америка будет встречать соответствующей силой, но откажется от роли мировой пожарной команды.
Это будет хаотичный мир, где многие регионы ждет смена караула. Неизменной останется только власть Соединенных Штатов, в более зрелой форме — власть, которая будет все менее на виду, потому что в ближайшее десятилетие ей будут пользоваться не так активно, как раньше.
Европа
Европейский Союз, похоже, не в состоянии решить свою фундаментальную проблему, и это не еврозона, а зона свободной торговли. Германия — центр притяжения Европейского Союза; немцы экспортируют больше половины своего ВВП, и половина этого экспорта приходится на другие страны ЕС. Германия создала производственную базу, которая во много раз превышает ее собственные потребности, даже при условии стимулирования национальной экономики. От экспорта целиком зависят рост, полная занятость и социальная стабильность. Структуры Европейского Союза — включая оценку евро и множество внутренних европейских правил — только усиливают эту зависимость от экспорта.
Это раскалывает и без того раздробленную Европу по меньшей мере на две части. У средиземноморской Европы и таких стран как Германия или Австрия совершенно разные поведенческие паттерны и потребности. Нет единой политики, которая подходила бы всей Европе. Это с самого начала было главной проблемой, но теперь приближается переломный момент. Что идет на благо одной части Европы, вредит другой.
Национализм уже значительно вырос. Его усугубляет украинский кризис и озабоченность восточноевропейских стран ожидаемой угрозой со стороны России. Восточноевропейский страх перед русскими создает еще одну Европу — всего этих отдельных Европ четыре, если выделить скандинавские страны в отдельную. Учитывая рост популярности евроскептиков одновременно справа и слева, все большую легитимизацию мейнстримных партий и рост популярности европейских сепаратистов, раздробленность и националистический подъем, которые мы предсказывали в 2005 году и ранее, очевидны.
Этот тренд будет продолжаться. Европейский Союз может уцелеть в какой-то форме, но европейская экономика, политика и военное сотрудничество будут управляться преимущественно двусторонними или ограниченными многосторонними партнерствами, имеющими узкую направленность и не связывающими участников. Некоторые государства могут сохранить остаточное членство в сильно измененном Европейском Союзе, но сам по себе он не будет больше определять характер европейской политики.
Вместо этого Европу определит возвращение национального государства в качестве основной формы политической жизни на континенте. Число национальных государств, вероятно, будет увеличиваться по мере того, как разнообразные сепаратистские движения будут добиваться успеха — разделения стран на составные части или прямой сецессии. Это будет особенно заметно в ближайшие несколько лет, потому что общеевропейский кризис усилит политическое и экономическое давление.
Германия из этой массы национальных государств будет наиболее влиятельной и в политическом, и в экономическом смысле. Но Германия чрезвычайно уязвима. Это четвертая экономика мира, однако это положение сложилось благодаря экспорту. У экспортеров всегда есть естественная уязвимость: они зависят от возможности и желания покупателей потреблять их продукцию. Другими словами, Германия находится в заложниках у экономического благополучия своего окружения.
В этом смысле против Германии действую несколько сил. Во-первых, растущий европейский национализм будет все больше предпочитать протекционизм в экономике и на рынке труда. Слабые страны, вероятно, прибегнут к разнообразным механизмам контроля над капиталом, а сильные начнут ограничивать пересечение иностранцами — включая граждан ЕС — своих границ. Мы предполагаем, что существующие протекционистские меры, действующие сейчас в европейских экономиках в области, например, сельского хозяйства, в будущем будут дополнены торговыми барьерами, созданными слабыми странами южной Европы, нуждающимися в восстановлении национальных экономик после теперешней депрессии. В глобальном смысле мы ожидаем, что европейский экспорт столкнется со все более сильной конкуренцией и крайне нестабильным спросом. Таким образом, мы прогнозируем продолжительный экономический спад в Германии, который приведет к внутреннему социальному и политическому кризису и ослабит в ближайшие 10 лет влияние Германии на Европу.
Центром экономического роста и растущего политического влияния будет Польша. Польша все это время поддерживала впечатляющие темпы роста — пожалуй, самые впечатляющие после Германии и Австрии. Кроме того, хотя население Польши, вероятно, и начнет сокращаться, но не так сильно, как в Германии или Австрии. По мере того как Германию будут сотрясать глобальные экономические и популяционные сдвиги, Польша диверсифицирует свою внешнюю торговлю и в итоге превратится в доминирующую силу Северо-Европейской равнины. Более того, мы ожидаем, что Польша станет лидером новой антирусской коалиции, к которой в первой половине десятилетия подключится Румыния. Во второй половине десятилетия этот союз сыграет ведущую роль в пересмотре русских границ и возвращении утраченных территорий формальным и неформальным способом. По мере того как Москва будет слабеть, этот союз станет господствовать не только над Белоруссией и Украиной, но и дальше на восток. Все это усилит экономическое и политическое положение Польши и ее союзников.
Польша продолжит получать выгоды от стратегического партнерства с Соединенными Штатами. Когда глобальная сила вступает в такое стратегическое партнерство, она всегда стремится насколько это возможно усилить и оживить экономику партнера, чтобы одновременно стабилизировать общество и позволить строительство мощной армии. С Польшей и Румынией произойдет именно это. Вашингтон не скрывает своего интереса в регионе.
Россия
Маловероятно, что Российская Федерация в ее современном виде уцелеет. Неспособность России превратить прибыль от экспорта энергоресурсов в устойчивую экономику делает ее уязвимой к колебаниям цен на углеводороды. У РФ нет способа защититься от этих рыночных процессов. Учитывая структуру федерации, в которой прибыль от экспорта сначала идет в Москву, и только потом перенаправляется местным правительствам, регионам будет доставаться очень разное количество этой прибыли. Это приведет к повторению советского опыта 1980-x и 1990-x, когда Москва утратила способность поддерживать государственную инфраструктуру. Все это заставит регионы спасаться от проблем самостоятельно, образуя формальные и неформальные автономные объединения. Экономические связи между Москвой и периферией ослабнут.
Исторически Россия решала такие проблемы при помощи спецслужб — КГБ и ее наследницы ФСБ. Но, как и в 1980-х, спецслужбы будут не в состоянии сдержать центробежные силы, отрывающие регионы от центра. Конкретно в этом случае возможности ФСБ ослабляет ее вовлеченность в национальную экономику. Без внушающей подлинный ужас ФСБ раздробление России невозможно будет предотвратить.
К западу от России Польша, Венгрия и Румыния попробуют вернуть регионы, потерянные когда-то в борьбе с русскими. Они попытаются присоединить Украину и Белоруссию. На юге РФ утратит способность контролировать Северный Кавказ, в Средней Азии начнется дестабилизация. На северо-западе Карелия попытается вернуться в состав Финляндии. На Дальнем Востоке начнут вести независимую политику приморские регионы, больше связанные с Японией, Китаем и США, чем с Москвой. Прочие регионы не обязательно будут искать автономии, но могут получить ее помимо своей воли. Основная идея: восстания против Москвы не будет, наоборот, слабеющая Москва оставит после себя вакуум. В этом вакууме будут существовать отдельные фрагменты бывшей Российской Федерации.
Это приведет к крупнейшему кризису следующего десятилетия. Россия обладает огромным ядерным арсеналом, разбросанным по стране. Упадок московской власти поставит вопрос о контроле за этими ракетами и о том, каким образом можно гарантировать отказ от их применения. Для Соединенных Штатов это станет громадным испытанием. Вашингтон — единственная сила, способная решить такую проблему, но американцы будут не в состоянии физически взять под контроль огромное число ракетных баз чисто военным способом, причем так, чтобы ни одна ракета не была в процессе запущена. Соединенным Штатам придется выработать некое военное решение, которое тяжело сейчас внятно представить, смириться с угрозой случайных запусков или создать в ядерных регионах стабильное и экономически устойчивое правительство, чтобы затем со временем нейтрализовать ракеты невоенным путем. Сейчас тяжело сказать, как будет развиваться эта ситуация. Но учитывая наш прогноз — раздробление России — в ближайшие десять лет эту проблему тем или иным способом придется решать.
Вопросом первой половины десятилетия будет территория, на которую распространится новый Балто-Черноморский союз. Логично было бы расширить его до Азербайджана и Каспийского моря. Произойдет ли это, зависит от вещей, которых мы касаемся в прогнозе по Турции и Ближнему Востоку.
Ближний Восток и Северная Африка
Ближний Восток — в особенности область между Левантом и Ираном и Северная Африка — переживает эпоху слома национальных государств. Мы имеем в виду национальные государства, устроенные европейскими державами в XIX и XX веках, которые сейчас рушатся, уступая место фракциям, основанным на родстве, религии или переменчивых экономических интересах. В таких странах, как, например, Ливия, Сирия и Ирак мы видим деволюцию национального государства в конгломерат враждующих группировок, обращающих мало внимания на все сильнее устаревающие национальные границы своих стран.
Этот процесс повторяет произошедшее в Ливане в 1970-х и 1980-х — ливанское правительство прекратило существование, и власть перешла к враждующим группировкам. Главные группировки не могли ни одержать решающую победу, ни потерпеть окончательное поражение — их поддерживали и ими манипулировали из-за границы либо они могли позволить себе самообеспечение. Борьба между этими группировками превратилась в гражданскую войну, сейчас затихшую, но в полном смысле не закончившуюся. В регионе существует вакуум, в котором удобно действовать джихадистским группам, но и эти группы в конечном итоге сдерживают их внутренние противоречия.
Эту ситуацию невозможно разрешить при помощи внешнего вмешательства. Уровень и продолжительность необходимого силового вмешательства превышают возможности Соединенных Штатов даже по самым смелым расчетам. Учитывая ситуацию в других регионах, в особенности в России, США не могут больше заниматься исключительно Ближним Востоком.
В то же время эволюция арабских государств, в особенности расположенных к югу от Турции, представляет угрозу для региональной стабильности. США будут пытаться устранить угрозу со стороны отдельных группировок при помощи ограниченного силового вмешательства. США, однако, не станут вводить в этот регион многочисленные военные контингенты. Вместе с тем страны региона продолжат ждать от США решающей роли даже несмотря на то, что своими глазами наблюдали, как Америка в прошлом десятилетии провалила эту роль. Ожидания будут меняться медленнее, чем реальность.
По мере того как реальность начнет брать свое, окажется, что исходя из географии только одна страна, по-настоящему заинтересованная в стабилизации Сирии и Ирака, имеет возможность свободно действовать в этом направлении и может получить к региону по крайней мере ограниченный доступ. Эта страна — Турция. Сейчас Турция со всех сторон окружена внутриарабскими конфликтами, конфликтами на Кавказе и в бассейне Черного моря. Турция пока не готова к полностью независимой политике на Ближнем Востоке и с готовностью пойдет на сотрудничество с США. Это сотрудничество даст возможность передвинуть линию сдерживания в Грузию и Азербайджан.
В ближайшие десять лет мы ожидаем усиления нестабильности в арабском мире. Кроме того, мы предполагаем, что Турция втянется в конфликт на юге в той степени, в какой этого потребуют война у самых турецких границ и политические последствия этой войны. Это вмешательство будет как можно менее активным и как можно более медленным, но оно будет, и постепенно начнет шириться и усугубляться. Турция, как бы ей этого ни хотелось, не может позволить себе игнорировать хаос у своих границ, и поблизости нет другой страны, способной взять на себя это бремя. Иран не может вмешаться по военным и географическим причинам, это же можно сказать о Саудовской Аравии. Турки, вероятнее всего, начнут выстраивать изменчивые коалиции, в конечном итоге расширив свое влияние до Северной Африки, чтобы стабилизировать ситуацию. Турецко-Иранское соревнование со временем только усилится, но Турция сохранит готовность сотрудничать с Ираном и саудитами по мере необходимости. Какой бы ни была динамика ситуации, Турция в любом случае будет в центре происходящего.
Ближний Восток — не единственный регион, который потребует турецкого внимания. По мере того как Россия будет слабеть, европейцы придут в регионы, которые традиционно были зоной турецких интересов, например северное Причерноморье. Вероятно, Турция будет проецировать на север в основном экономическую и политическую силу, но возможно и умеренное военное вмешательство. Более того, по мере раздробления Европейского Союза и ослабления отдельных европейских экономик некоторые страны могут переориентироваться на восток, и Турция получит возможность усилить свое присутствие на Балканах как единственная крупная сила в регионе.
Прежде чем это станет возможно, туркам необходимо найти равновесие во внутренней политике. Турция — одновременно светская и мусульманская страна. Находящееся сейчас у власти правительство пытается устранить этот разрыв, но пока скорее отталкивает многочисленных секуляристов. Вскоре, вероятно, придет новое правительство. Это постоянное слабое место современной турецкой политики. Как это уже случалось со многими другими странами, Турции предстоит расширяться в атмосфере политической неизвестности. Одновременно с внутриполитическим конфликтом туркам придется решать проблемы с армией, разведкой и дипкорпусом, которые потребуют преобразования и расширения под новые нужды. Как бы то ни было, мы ожидаем, что Турция в ближайшие 10 лет станет крупным региональным игроком.
Восточная Азия
Китай перестанет быть экономикой высокого роста и низких зарплат. По мере того как рост китайской экономики будет замедляться, возникнет необходимость создания экономической инфраструктуры, пригодной для того, чтобы дать рабочие места низкооплачиваемой рабочей силе. В портовых городах это можно сделать быстро, но во внутреннем Китае потребует значительного времени. Китай нормализует свою экономику, как это однажды сделали Япония, Тайвань и Южная Корея. Грандиозное расширение всегда приходит к своему логическому концу, и структура экономики меняется.
Основной проблемой Китая в следующие десять лет будут социальные и экономические последствия этой перемены. Прибрежные регионы сейчас целиком держатся на высоком быстром росте и связях с европейскими и американскими потребителями. По мере того как эти связи будут приходить в упадок, начнут появляться политические и социальные вызовы. В то же время надежды на то, что внутренние регионы за пределами более-менее урбанизированной дельты Янцзы будут расти так же быстро, как побережье, нет. Следующее десятилетие будет посвящено решению этих проблем.
Усиление диктатуры Пекина и масштабная антикоррупционная компания, которая на самом деле представляет собой попытку централизации власти, показывают, как Китай будет выглядеть в следующие десять лет. Китай выбрал гибридный путь, который предполагает централизацию политической и экономической власти укреплением власти Партии над армией и консолидацию до того разрозненных отраслей, например угля и стали, одновременно с осторожными рыночными реформами в государственной промышленности и банковском секторе. Весьма вероятно, что итогом станет жесткая диктатура с более скромными чем раньше экономическими амбициями. Другой сценарий менее вероятен, но возможен — политические элиты побережья могут взбунтоваться против Пекина, протестуя против перераспределения богатства в пользу центральных областей для поддержания политической стабильности. Так в Китае уже бывало, и хотя это не самый вероятный исход, его необходимо держать в голове. Наш прогноз — установление коммунистической диктатуры, высокая степень экономической и политической централизации, усиление национализма.
Китай не сможет легко превратить национализм во внешнюю агрессию. География Китая делает подобные попытки на суше сложными, если не невозможными вовсе. Исключением здесь может быть попытка взять под контроль русское побережье, если наш прогноз верен и Россия раздробится. Здесь Китай наверняка встретит противодействие со стороны Японии. Китай строит большой флот, но у него нет опыта в морской войне и подготовленных офицерских кадров, необходимых для того, чтобы бросить вызов более опытным флотам, включая американский.
У Японии достаточно ресурсов для строительства гораздо более мощного флота и есть военно-морские традиции. К тому же Япония сильно зависит от импорта сырья из Юго-Восточной Азии и Персидского залива. Сейчас японцы нуждаются в Америке для сохранения доступа к этому сырью. Но учитывая наш прогноз, предполагающий более осторожное отношение США к вмешательству в иностранные дела, а также независимость Америки от импорта, надежность США как союзника здесь под вопросом. Таким образом, японцы будут усиливать флот.
Войн за маленькие острова, производящие дешевую неприбыльную энергию, не будет. Вместо этого в регионе развернется игра между тремя сторонами. Россия, слабеющая сила, будет постепенно терять способность защитить свои морские интересы. Китай и Япония будут заинтересованы в том, чтобы ими завладеть. Мы предполагаем, что по мере угасания России этот конфликт превратится в главную схватку региона, и китайско-японская вражда усилится.
Центры пост-китайского производства
Международный капитализм требует регионов с высоким ростом и низкими зарплатами, дающих высокий доход с рискованных вложений. В 1880-х, например, таким регионом были США. Китай — самый новый из таких регионов, он сменил в этом качестве Японию. Нет какой-то одной страны, способной заменить Китай, но мы выделили 16 стран с общим населением 1.15 млрд человек, куда производства могут переместиться, покинув Китай. Чтобы определить эти страны, мы рассмотрели три отрасли. Это, во-первых, текстильная промышленность, в особенности в ее дешевой форме, например, подкладки для курток. Вторая отрасль — обувная, третья — сборка мобильных телефонов. Все три отрасли не требуют больших капиталовложений, а производители быстро перемещают производства, чтобы воспользоваться низкими зарплатами. Такая промышленность (например, производство дешевых игрушек в Японии) обычно работает как фундамент для эволюции и постепенно превращается в производство более широкой номенклатуры дешевых и популярных товаров. Рабочая сила, в самом начале часто женщины, становится доступнее по мере того, как в страну приходят новые заводы. По мировым меркам они предлагают низкую зарплату, но на местном уровне она очень привлекательна.
Как и Китай в начале взлета 1970-х, эти страны обычно политически нестабильны, там проблемы с правовым государством, бедная инфраструктура и множество прочих рисков, которые обычно отпугивают промышленные производства. Но некоторые иностранные компании в таких условиях процветают и строят на существовании таких стран всю бизнес-модель.
На карте видно, что все эти страны находятся в бассейне Индийского океана. Их можно объединить и по другому критерию — это менее развитые регионы Азии, Восточной Африки и Латинской Америки. Мы предполагаем, что в следующие десять лет многие из этих стран — включая, возможно, и некоторые пока незамеченные нами — начнут исполнять функцию, которую в 1980-е исполнял Китай. Это значит, что к концу десятилетия они войдут в фазу ускоренного роста и перейдут к производству гораздо более разнообразных продуктов. Мексика, чья экономика демонстрирует потенциал как для низшего сегмента, так и для более сложных производств, много выиграет от инвестиций и спроса своего северного соседа.
Соединенные Штаты
Экономика США по-прежнему составляет 22% мировой. Америка продолжает доминировать на море и обладает единственной значительной межконтинентальной армией. С 1880-х США беспрепятственно росли в экономическом и политическом смысле. Даже Великая Депрессия оказалась в итоге эпизодической неприятностью. Вокруг роста американской силы выстроена современная международная система, и мы считаем, что он продолжится без препятствий.
Главное преимущество Соединенных Штатов — закрытость. Америка экспортирует всего 9% ВВП, и 40% этого экспорта идет в Канаду и Мексику. Только 5% ВВП подвержены колебаниям глобального спроса. В условиях нарастающего хаоса в Европе, России и Китае Америка может позволить себе потерять половину экспорта — громадный объем, — но даже такая потеря будет вполне решаемой проблемой.
От проблем с импортом США тоже защищены вполне надежно. В отличие от 1973 года, когда арабское эмбарго на нефть значительно пошатнуло американскую экономику, в следующее десятилетие США входят как крупный производитель энергии. Хотя некоторые минералы приходится ввозить из-за пределов NAFTA, а некоторые промышленные товары страна предпочитает импортировать, без всего этого можно легко обойтись, особенно если учесть ожидаемый рост промышленного производства в Мексике после ухода производств из Китая.
Всемирный кризис оставил американцев в выигрыше. В США стекается глобальный капитал — деньги, бегущие из Китая, Европы и России оседают в Америке, снижая процентную ставку и оживляя рынок акций. Америка ощущает некоторое влияние европейского банковского кризиса, но оно, во-первых, несравнимо с тем, что было десять лет назад, а во-вторых, его компенсирует приток капитала. Что касается вечного страха перед уходом китайских денег с американских рынков, это все равно произойдет — но медленно, по мере того как рост китайской экономики будет замедляться, а объем внутренних инвестиций увеличится. Резкий уход невозможен — больше деньги вкладывать просто некуда. Разумеется, в следующие десять лет рост и рынки будут колебаться, но США остается стабильным центром мировой финансовой системы.
В то же время американцы стали менее зависимы от этой системы и столкнулись со множеством трудностей в управлении ей и в особенности в ее умиротворении. США в следующие десять лет будут менее охотно принимать на себя политические обязательства, и гораздо неохотнее — устраивать военные интервенции.
Америка на протяжении века была озабочена опасностью появления европейского гегемона, в особенности возможным союзом между Россией и Германией или покорением одной из этих стран другой. Такой союз более чем какой-либо другой имел бы возможность — при помощи немецкого капитала и технологий в сочетании с русскими ресурсами и живой силой — угрожать американским интересам. В Первую мировую, Вторую мировую и Холодную войны Америке удалось предотвратить его появление.
В мировые войны Америка вступила поздно, и хотя ей удалось понести меньше потерь, чем другие участники конфликта, уровень этих потерь все равно не устроил общество. В Холодную войну США вступили рано, и по крайней мере в Европе не понесли потерь совсем. На этом основан направляющий принцип американской внешней политики, доведенный почти до автоматизма: если в Европе начинает возникать гегемон, США вмешиваются как можно раньше, как во времена Холодной войны, выстраивая союзы и располагая войска на основных оборонительных позициях.
Сейчас это делается в отношении России. Хотя мы предсказываем упадок России, в ближайшей перспективе Россия опасна, особенно загнанная в угол экономически. Более того, каким бы ни был прогноз, США не могу быть полностью уверены, что Россия придет в упадок, и действительно, если русским удастся начать успешное расширение (политически, экономически или военным путем), они могут избежать упадка. Из этого Америка и будет исходить. Американцы попытаются выстроить систему союзов, параллельную НАТО, от Прибалтики до Болгарии, и вовлечь в нее как можно больше стран. В союз попробуют завлечь Турцию и распространить его на Азербайджан. В эти страны пропорционально угрозам будут направлены войска.
Это станет главным содержанием первой половины десятилетия. Во второй половине Вашингтон сосредоточится на том, чтобы избежать ядерной катастрофы при распаде России. Соединенные Штаты не будут втягиваться в решение европейских проблем, не станут воевать с Китаем, и будут как можно меньше вмешиваться в ближневосточные дела. Международные антитеррористические операции продолжатся, но с полным осознанием их в лучшем случае временного результата.
Американцев ожидает крупная проблема. В США существуют пятидесятилетние циклы, каждый из которых заканчивается серьезными социальными и экономическими кризисами. Один из циклов начался в 1932 году с победой Рузвельта и закончился президентством Джимми Картера. Он начался с необходимости восстановить спрос на товары простаивающих фабрик и закончился всеобщим сверхпотреблением, нехваткой инвестиций, двузначными цифрами инфляции и безработицы. Рейган оформил принципы переформатирования американской промышленности через изменения в налоговом законодательстве и сдвинул центр общественной структуры с городских рабочих на обитателей субурбии, профессионалов и предпринимателей.
До конца этого цикла осталось 15 лет, и следующий кризис начнет впервые ощущаться во второй половине следующего десятилетия. Его контуры уже видны — это кризис среднего класса. Проблема не в неравенстве; проблема в том, что средний класс больше не может жить, как средний класс. Сейчас средний доход американского домохозяйства держится на уровне 50000 долларов. Зависит от штата, но на деле эта сумма ближе к 40000. Она позволяет середине среднего класса купить скромный дом и при бережном отношении к деньгам выжить за пределами популярных агломераций. Низший средний класс, 25% населения, не может позволить себе даже этого.
Этому есть две причины. Во-первых, это рост количества родителей-одиночек: два домохозяйства в два раза дороже, чем одно. Во-вторых, дело в том, что решения, которые обеспечили необходимое переформатирование американской промышленности и чрезвычайно увеличили производительность труда, одновременно ухудшили положение среднего класса на рынке труда и уменьшили его доход. Кризис пока не политический — он станет политическим к концу десятилетия, но не разрешится ни выборами 2028-го, ни выборами 2032-го. Это нормальный, циклический кризис, но он все равно будет болезненным.
Контекст
Не бывает безболезненных десятилетий, и даже в самые спокойные времена кто-то продолжает страдать. Кризисы, которые мы ждем в следующие десять лет — не самые тяжелые за прошедший век, и не тяжелее тех, которые еще будут. Как обычно, можно ожидать, что от имеющейся у нас сейчас информации будет зависеть будущее. Часто можно услышать, что страдания и проблемы нашего поколения тяжелее, чем когда бы то ни было. Это обыкновенный нарциссизм. Наше положение неизбежно изменится — и наверняка быстрее, чем мы ожидаем. Наши невзгоды — обыкновенная деталь обычной человеческой жизни. Утешение слабое, но это реальность и тот контекст, в котором нужно воспринимать этот прогноз на ближайшие десять лет.
This is the fifth Decade Forecast published by Stratfor. Every five years since 1996 (1996, 2000, 2005, 2010 and now, 2015) Stratfor has produced a rolling forecast. Overall, we are proud of our efforts. We predicted the inability of Europe to survive economic crises, China's decline and the course of the U.S.-jihadist war. We also made some errors. We did not anticipate 9/11, and more important, we did not anticipate the scope of the American response. But in 2005 we did forecast the difficulty the United States would face and the need for the United States to withdraw from its military engagements in the Islamic world. We predicted China's weakness too early, but we saw that weakness when others were seeing the emergence of an economy larger than that of the United States. Above all, we have consistently forecast the enduring power of the United States. This is not a forecast rooted in patriotism or jingoism. It derives from our model that continues to view the United States as the pre-eminent power.
We do not forecast everything. We focus on the major trends and tendencies in the world. Thus, we see below some predictions from our 2010 Decade Forecast:
We see the U.S.-jihadist war subsiding. This does not mean that Islamist militancy will be eliminated. Attempts at attacks will continue, and some will succeed. However, the two major wars in the region will have dramatically subsided if not concluded by 2020. We also see the Iranian situation having been brought under control. Whether this will be by military action and isolation of Iran or by a political arrangement with the current or a successor regime is unclear but irrelevant to the broader geopolitical issue. Iran will be contained, as it simply does not have the underlying power to be a major player in the region beyond its immediate horizons.
The diversity of systems and demographics that is Europe will put the European Union's institutions under severe strain. We suspect the institutions will survive. We doubt that they will work very effectively. The main political tendency will be away from multinational solutions to a greater nationalism driven by divergent and diverging economic, social and cultural forces. The elites that have crafted the European Union will find themselves under increasing pressure from the broader population. The tension between economic interests and cultural stability will define Europe. Consequently, inter-European relations will be increasingly unpredictable and unstable.
Russia will spend the 2010s seeking to secure itself before the demographic decline really hits. It will do this by trying to move from raw commodity exports to process commodity exports, moving up the value chain to fortify its economy while its demographics still allow it. Russia will also seek to reintegrate the former Soviet republics into some coherent entity in order to delay its demographic problems, expand its market and above all reabsorb some territorial buffers. Russia sees itself as under the gun, and therefore is in a hurry. This will cause it to appear more aggressive and dangerous than it is in the long run. However, in the 2010s, Russia's actions will cause substantial anxiety in its neighbors, both in terms of national security and its rapidly shifting economic policies.
The states most concerned — and affected — will be the former satellite states of Central Europe. Russia's primary concern remains the North European Plain, the traditional invasion route into Russia. This focus will magnify as Europe becomes more unpredictable politically. Russian pressure on Central Europe will not be overwhelming military pressure, but Central European psyches are finely tuned to threats. We believe this constant and growing pressure will stimulate Central European economic, social and military development.
China's economy, like the economies of Japan and other East Asian states before it, will reduce its rate of growth dramatically in order to calibrate growth with the rate of return on capital and to bring its financial system into balance. To do this, it will have to deal with the resulting social and political tensions.
From the American point of view, the 2010s will continue the long-term increase in economic and military power that began more than a century ago. The United States remains the overwhelming — but not omnipotent — military power in the world, and produces 25 percent of the world's wealth each year.
The Decade Ahead
The world has been restructuring itself since 2008, when Russia invaded Georgia and the subprime financial crisis struck. Three patterns have emerged. First, the European Union entered a crisis that it could not solve and that has increased in intensity. We predict that the European Union will never return to its previous unity, and if it survives it will operate in a more limited and fragmented way in the next decade. We do not expect the free trade zone to continue to operate without increasing protectionism. We expect Germany to suffer severe economic reversals in the next decade and Poland to increase its regional power as a result.
The current confrontation with Russia over Ukraine will remain a centerpiece of the international system over the next few years, but we do not think the Russian Federation can exist in its current form for the entire decade. Its overwhelming dependence on energy exports and the unreliability of expectations on pricing make it impossible for Moscow to sustain its institutional relations across the wide swathe of the Russian Federation. We expect Moscow's authority to weaken substantially, leading to the formal and informal fragmentation of Russia. The security of Russia's nuclear arsenal will become a prime concern as this process accelerates later in the decade.
We have entered a period in which the decline of the nation-states created by Europe in North Africa and the Middle East is accelerating. Power is no longer held by the state in many countries, having devolved to armed factions that can neither defeat others nor be defeated. This has initiated a period of intense internal fighting. The United States is prepared to mitigate the situation with air power and limited forces on the ground but will not be able or willing to impose a settlement. Turkey, whose southern border is made vulnerable by this fighting, will be slowly drawn into the fighting. By the end of this decade, Turkey will emerge as the major regional power, and Turkish-Iranian competition will increase as a result.
China has completed its cycle as a high-growth, low-wage country and has entered a new phase that is the new normal. This phase includes much slower growth and an increasingly powerful dictatorship to contain the divergent forces created by slow growth. China will continue to be a major economic force but will not be the dynamic engine of global growth it once was. That role will be taken by a new group of highly dispersed countries we call the Post-China 16, which includes much of Southeast Asia, East Africa and parts of Latin America. China will not be an aggressive military force either. Japan remains the most likely contender for the dominant position in East Asia, both because of its geography and because of its needs as a massive importer.
The United States will continue to be the major economic, political and military power in the world but will be less engaged than in the past. Its low rate of exports, its increasing energy self-reliance and its experiences over the last decade will cause it to be increasingly cautious about economic and military involvement in the world. It has learned what happens to heavy exporters when customers cannot or will not buy their products. It has learned the limits of power in trying to pacify hostile countries. It has learned that North America is an arena in which it can prosper with selective engagements elsewhere. It will face major strategic threats with proportional power, but it will not serve the role of first responder as it has in recent years.
It will be a disorderly world, with a changing of the guard in many regions. The one constant will be the continued and maturing power of the United States — a power that will be much less visible and that will be utilized far less in the next decade.
Europe
The European Union will be unable to solve its fundamental problem, which is not the eurozone, but the free trade zone. Germany is the center of gravity of the European Union; it exports more than 50 percent of its GDP, and half of that goes to other EU countries. Germany has created a productive capability that vastly outstrips its ability to consume, even if the domestic economy were stimulated. It depends on these exports to maintain economic growth, full employment and social stability. The European Union's structures — including the pricing of the euro and many European regulations — are designed to facilitate this export dependency.
This has already fragmented Europe into at least two parts. Mediterranean Europe and countries such as Germany and Austria have completely different behavioral patterns and needs. No single policy can suit all of Europe. This has been the core problem from the beginning, but it has now reached an extreme point. What benefits one part of Europe harms another.
Nationalism has already risen significantly. Compounding this is the Ukrainian crisis and Eastern European countries' focus on the perceived threat from Russia. Eastern Europe's concern about Russia creates yet another Europe — four, total, if we separate the United Kingdom and Scandinavia from the rest of Europe. Considered with the rise of Euroskeptic parties on the right and left, the growing delegitimation of mainstream parties and the surging popularity of separatist parties within European countries, the fragmentation and nationalism that we forecast in 2005, and before, is clearly evident.
These trends will continue. The European Union might survive in some sense, but European economic, political and military relations will be governed primarily by bilateral or limited multilateral relationships that will be small in scope and not binding. Some states might maintain a residual membership in a highly modified European Union, but this will not define Europe.
What will define Europe in the next decade is the re-emergence of the nation-state as the primary political vehicle of the continent. Indeed the number of nation-states will likely increase as various movements favoring secession, or the dissolution of states into constituent parts, increase their power. This will be particularly noticeable during the next few years, as economic and political pressures intensify amid Europe's crisis.
Germany has emerged from this mass of nation-states as the most economically and politically influential. Yet Germany is also extremely vulnerable. It is the world's fourth-largest economic power, but it has achieved that status by depending on exports. Export powers have a built-in vulnerability: They depend on their customers' desire and ability to buy their products. In other words, Germany's economy is hostage to the economic well-being and competitive environment in which it operates.
There are multiple forces working against Germany in this regard. First, Europe's increasing nationalism will lead to protectionist capital and labor markets. Weaker countries are likely to adopt various sorts of capital controls, while stronger countries will limit the movement of foreigners — including the citizens of other EU countries — across their borders. We forecast that existing protectionist policies inside the European Union, particularly on agriculture, will be supplemented in coming years by trade barriers created by the weaker Southern European economies that need to rebuild their economic base after the current depression. On a global basis, we can expect European exports to face increased competition and highly variable demand in the uncertain environment. Therefore, our forecast is that Germany will begin an extended economic decline that will lead to a domestic social and political crisis and that will reduce Germany's influence in Europe during the next 10 years.
At the center of economic growth and increasing political influence will be Poland. Poland has maintained one of the most impressive growth profiles outside of Germany and Austria. In addition, though its population is likely to contract, the contraction will most probably be far less than in other European countries. As Germany undergoes wrenching shifts in economy and population, Poland will diversify its own trade relationships to emerge as the dominant power on the strategic Northern European Plain. Moreover, we expect Poland to be the leader of an anti-Russia coalition that would, significantly, include Romania during the first half of this decade. In the second half of the decade, this alliance will play a major role in reshaping the Russian borderlands and retrieving lost territories through informal and formal means. Eventually as Moscow weakens, this alliance will become the dominant influence not only in Belarus and Ukraine, but also farther east. This will further enhance Poland's and its allies' economic and political position.
Poland will benefit from having a strategic partnership with the United States. Whenever a leading global power enters into a relationship with a strategic partner, it is in the global power's interest to make the partner as economically vigorous as possible, both to stabilize its society and to make it capable of building a military force. Poland will be in that position with the United States, as will Romania. Washington has made its interest in the region obvious.
Russia
It is unlikely that the Russian Federation will survive in its current form. Russia's failure to transform its energy revenue into a self-sustaining economy makes it vulnerable to price fluctuations. It has no defense against these market forces. Given the organization of the federation, with revenue flowing to Moscow before being distributed directly or via regional governments, the flow of resources will also vary dramatically. This will lead to a repeat of the Soviet Union's experience in the 1980s and Russia's in the 1990s, in which Moscow's ability to support the national infrastructure declined. In this case, it will cause regions to fend for themselves by forming informal and formal autonomous entities. The economic ties binding the Russian periphery to Moscow will fray.
Historically, the Russians solved such problems via the secret police — the KGB and its successor, the Federal Security Services (FSB). But just as in the 1980s, the secret police will not be able to contain the centrifugal forces pulling regions away from Moscow this decade. In this case, the FSB's power is weakened by its leadership's involvement in the national economy. As the economy falters, so does the FSB's strength. Without the FSB inspiring genuine terror, the fragmentation of the Russian Federation will not be preventable.
To Russia's west, Poland, Hungary and Romania will seek to recover regions lost to the Russians at various points. They will work to bring Belarus and Ukraine into this fold. In the south, the Russians' ability to continue controlling the North Caucasus will evaporate, and Central Asia will destabilize. In the northwest, the Karelian region will seek to rejoin Finland. In the Far East, the maritime regions more closely linked to China, Japan and the United States than to Moscow will move independently. Other areas outside of Moscow will not necessarily seek autonomy but will have it thrust upon them. This is the point: There will not be an uprising against Moscow, but Moscow's withering ability to support and control the Russian Federation will leave a vacuum. What will exist in this vacuum will be the individual fragments of the Russian Federation.
This will create the greatest crisis of the next decade. Russia is the site of a massive nuclear strike force distributed throughout the hinterlands. The decline of Moscow's power will open the question of who controls those missiles and how their non-use can be guaranteed. This will be a major test for the United States. Washington is the only power able to address the issue, but it will not be able to seize control of the vast numbers of sites militarily and guarantee that no missile is fired in the process. The United States will either have to invent a military solution that is difficult to conceive of now, accept the threat of rogue launches, or try to create a stable and economically viable government in the regions involved to neutralize the missiles over time. It is difficult to imagine how this problem will play out. However, given our forecast on the fragmentation of Russia, it follows that this issue will have to be addressed, likely in the next decade.
The issue in the first half of the decade will be how far the alliance stretching between the Baltic and Black seas will extend. Logically, it should reach Azerbaijan and the Caspian Sea. Whether it does depends on what we have forecast for the Middle East and Turkey.
The Middle East and North Africa
The Middle East — particularly the area between the Levant and Iran, along with North Africa — is experiencing national breakdowns. By this we mean that the nation-states established by European powers in the 19th and 20th centuries are collapsing into their constituent factions defined by kinship, religion or shifting economic interests. In countries like Libya, Syria and Iraq, we have seen the devolution of the nation-state into factions that war on each other and that cross the increasingly obsolete borders of countries.
This process follows the model of Lebanon in the 1970s and 1980s, when the central government ceased to function and power devolved to warring factions. The key factions could not defeat the others, nor could they themselves be defeated. They were manipulated and supported from the outside, as well as self-supporting. The struggle among these factions erupted into a civil war — one that has quieted but not ended. As power vacuums persist throughout the region, jihadist groups will find space to operate but will be contained in the end by their internal divisions.
This situation cannot be suppressed by outside forces. The amount of force required and the length of deployment would outstrip the capacity of the United States, even if dramatically expanded. Given the situation in other parts of the world, particularly in Russia, the United States can no longer focus exclusively on this region.
At the same time, this evolution, particularly in the Arab states south of Turkey, represents a threat to regional stability. The United States will act to mitigate the threat of particular factions, which will change over time, through the use of limited force. But the United States will not deploy multidivisional forces to the region. At this point, most countries in the area still expect the United States to act as the decisive force even though they witnessed the United States fail in this role in the past decade. Nevertheless, expectations shift more slowly than reality.
As the reality sinks in, it will emerge that, because of its location, only one country has an overriding interest in stabilizing Syria and Iraq, is able to act broadly — again because of its location — and has the means to at least achieve limited success in the region. That country is Turkey. At this point, Turkey is surrounded by conflicts in the Arab world, in the Caucasus and in the Black Sea Basin. But Turkey has avoided taking risks so far.
Turkey will continue to need U.S. involvement for political and military reasons. The United States will oblige, but there will be a price: participation in the containment of Russia. The United States does not expect Turkey to assume a war-fighting role and does not intend one for itself. It does, however, want a degree of cooperation in managing the Black Sea. Turkey will not be ready for a completely independent policy in the Middle East and will pay the price for a U.S. relationship. That price will open the path to extending the containment line to Georgia and Azerbaijan.
We expect the instability in the Arab world to continue through the decade. We also expect Turkey to be drawn in to the south, inasmuch as its fears of fighting so close to its border — and the political outcomes of that fighting — will compel it to get involved. It will intervene as little as possible and as slowly as possible, but it will intervene, and its intervention will eventually increase in size and breadth. Whatever its reluctance, Turkey cannot withstand years of chaos across its border, and there will be no other country to carry the burden. Iran is not in a position geographically or militarily to perform this function, nor is Saudi Arabia. Turkey is likely to try to build shifting coalitions ultimately reaching into North Africa to stabilize the situation. Turkish-Iranian competition will grow with time, but Turkey will keep its options open to work with both Iran and Saudi Arabia as needed. Whatever the dynamic, Turkey will be at the center of it.
This will not be the only region drawing Turkey's attention. As Russia weakens, European influence will begin inching eastward into areas where Turkey has historical interests, such as the northern shore of the Black Sea. We can foresee Turkey projecting its power northward certainly commercially and politically but also potentially in some measured military way. Moreover, as the European Union fragments and individual economies weaken or some nations become oriented toward the East, Turkey will increase its presence in the Balkans as the only remaining power able to do so.
Before this can happen, Turkey must find a domestic political balance. It is both a secular and Muslim country. The current government has attempted to bridge the gap, but in many ways it has tilted away from the secularists, of whom there are many. A new government will certainly emerge over the coming years. This is a permanent fault line in contemporary Turkey. Like many countries, its power will expand in the midst of political uncertainty. Alongside this internal political conflict, the military, intelligence and diplomatic service will need to evolve in size and function during the coming decade. That said, we expect to see an acceleration of Turkey's emergence as a major regional power in the next 10 years.
East Asia
China has ceased to be a high-growth, low-wage economy. As China's economy slows, the process of creating and organizing an economic infrastructure to employ low-wage workers will be incremental. What can be done quickly in a port city takes much longer in the interior. Therefore, China has normalized its economy, as Japan did before it, and as Taiwan and South Korea did in 1997. All massive expansions climax, and the operations of the economies shift.
The problem for China in the next decade are the political and social consequences of that shift. The coastal region has been built on high growth rates and close ties with European and American consumers. As these decline, political and social challenges emerge. At the same time, the expectation that the interior — beyond parts of the more urbanized Yangtze River Delta — will grow as rapidly as the coast is being dashed. The problem for the next decade will be containing these difficulties.
Beijing's growing dictatorial tendencies and an anti-corruption campaign, which is actually Beijing's assertion of its power over all of China, provide an outline of what China would like to see in the next decade. China is following a hybrid path that will centralize political and economic powers, assert Party primacy over the military, and consolidate previously fragmented industries like coal and steel amid the gradual and tepid implementation of market-oriented reforms in state-owned enterprises and in the banking sector. It is highly likely that a dictatorial state coupled with more modest economic expectations will result. However, there is a less likely but still conceivable outcome in which political interests along the coast rebel against Beijing's policy of transferring wealth to the interior to contain political unrest. This is not an unknown pattern in China, and, though we do not see this as the most likely course, it should be kept in mind. Our forecast is the imposition of a communist dictatorship, a high degree of economic and political centralization and increased nationalism.
China cannot easily turn nationalism into active aggression. China's geography makes such actions on land difficult, if not impossible. The only exception might be an attempt to take control of Russia's maritime interests if we are correct and Russia fragments. Here, Japan likely would challenge China. China is building a large number of ships but has little experience in naval warfare and lacks the experienced fleet commanders needed to challenge more experienced navies, including the U.S. Navy.
Japan has the resources to build a significantly larger navy and a more substantial naval tradition. In addition, Japan is heavily dependent on imports of raw materials from Southeast Asia and the Persian Gulf. Right now it depends on the United States to guarantee access. But given that we are forecasting more cautious U.S. involvement in foreign ventures and that the United States is not dependent on imports, the reliability of the United States is in question. Therefore, the Japanese will increase their naval power in the coming years.
Fighting over the minor islands producing low-cost and unprofitable energy will not be the primary issue in the region. Rather, an old three-player game will emerge. Russia, the declining power, will increasingly lose the ability to protect its maritime interests. The Chinese and the Japanese will both be interested in acquiring these and in preventing each other from having them. We forecast this as the central, unsettled issue in the region as Russia declines and Sino-Japanese competition increases.
Post-China Manufacturing Hubs
International capitalism requires a low-wage, high-growth region for high rewards on risk capital. In the 1880s it was the United States, for example. China was the most recent region, replacing Japan. No one country can replace China, but we have noted 16 countries with a total population of about 1.15 billion people where entry-level manufacturing has gone after leaving China.
Джейкоб Ротшильд, 78-летний банкир и председатель RIT Capital Partners, предупреждает о глобальной нестабильности и хрупкости надежд на будущие доходы, пишет в статье, опубликованной изданием The Telegraph, обозреватель Ричард Дайсон.
Йемен, Венгрия и Греция стали последними, кто вышел из-под влияния Ротшильдов, присоединившись к большей части Южной Америки и значительной части Африки.
Россия возглавила безумную дипломатическую авантюру – создание банка развития БРИКС и формирование противовеса банковскому картелю Короны. Обама ведет переговоры с иранцами. Китайцы поддерживают Россию по вопросу об Украине. Кроме того, иранцы разработали оружие, способное уничтожить американский авианосец.
Эти трещины в масонской кирпичной стене продолжают множиться и вместе с ними растет степень отчаяния Лондонского Сити. ИГИЛ, убийство Немцова и попытки утопить минские договоренности можно рассматривать как предсмертные попытки остановить неизбежное – начало конца Британской Империи.
Пока продолжается вся эта шумиха с масонским ритуалом,якбы убийства Бориса Немцова(хотя в реале мы имеем лишь контр-инициацию), от широких народных масс конспирологов скрылся небольшой нюанс.
Хотя,он большой. И их целых 2
1. В начале 90-х годов журнал "Профиль" раскрыл суть рода Немцова - он потомок т.н. Я.Свердлова. Это подтвердила его мать...
2. Именно 27 февраля(по старому стилю) является началом Февральской революции 1917года и отречения царя.
3. Немцов в свое время возглавлял комиссию по перезахоронению останков царской семьи(являясь по сути потомком главного идеолога расстреля Царя и того,чье имя носил город,в котором произошел расстрел)
4. В реале мы свидетели контр-инициации масонов,революция наоборот. Так же есть жертва(из рода убийцы последнего законного правителя России),фигурирует мост(символ перехода из одного состояния в другое),Кремль(символ власти),такая же постановка(как и расстрел царской семьи)...
Так что выбор "жертвы" вовсе не случаен,как не случайна и дата расстрела Немцова,и место расстрела.
Масоны всерьез решили менять власть и даже гос.устройство в России...только теперь наоборот....с попыткой приведения к власти нового Царя...........
СОБСТВЕННО, ПЕСНЯ.
[ame]http://www.youtube.com/watch?v=GiHX8GhcUTA[/ame]
Хорошо поют! Хоть, судя по лицам, не очень понимают, что поют...